Утвержден
Президиумом Верховного Суда
Российской Федерации
10 июня 2020 года
2. Покупатель не вправе отказаться от оплаты товара, поставленного без необходимой документации, если он не заявил об отказе от такого товара по правилам ст. 464 ГК РФ в связи с невозможностью или затруднительностью его использования по назначению без соответствующих документов.
С. обратилась в суд с иском к А. о взыскании задолженности, в обоснование которого ссылалась на то, что 14 декабря 2017 г. между ней и А. был заключен договор купли-продажи производственного оборудования для смешивания и упаковки сухих смесей.
Свои обязательства по передаче ответчику оборудования согласно спецификации она исполнила, что подтверждается подписанным актом приема-передачи от 14 декабря 2017 г., однако А. не уплатил оговоренную договором сумму за приобретенный товар, в связи с чем истец просила суд взыскать с ответчика образовавшуюся задолженность и пени.
А. обратился в суд со встречным иском, в котором просил расторгнуть указанный выше договор купли-продажи и привести стороны в первоначальное положение, полагая, что С. в нарушение условий договора не передала ему техническую документацию и инструкции по эксплуатации данного оборудования.
Истец против встречного иска возражала, ссылаясь на то, что оборудование передано А. со всей необходимой документацией, акт приема-передачи товара покупателем подписан без каких-либо оговорок.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования С. суд первой инстанции исходил из того, что ею исполнены обязательства по передаче оборудования по договору, что подтверждается актом приема-передачи оборудования. А., в свою очередь, обязательства по оплате переданного ему оборудования не исполнил, ввиду чего образовалась задолженность, которая подлежит взысканию вместе с пеней, предусмотренной договором.
Отказывая в удовлетворении встречных исковых требований, суд первой инстанции пришел к выводу, что предусмотренных законом оснований для расторжения договора не установлено.
Отменяя решение суда первой инстанции и принимая новое решение об отказе в иске С. к А. о взыскании задолженности, а также об оставлении без рассмотрения встречного иска А., суд апелляционной инстанции указал на то, что договором купли-продажи предусмотрена обязанность продавца передать покупателю необходимую техническую документацию, в то время как в акте приема-передачи нет сведений о передаче такой документации.
Суд апелляционной инстанции также установил, что А. предпринимал действия по получению от продавца документации, направив С. 6 февраля 2018 г. соответствующую претензию.
Оставляя без рассмотрения встречный иск, судебная коллегия указала, что в материалах дела отсутствуют какие-либо доказательства того, что А. в досудебном порядке направлял продавцу требования о расторжении договора купли-продажи, из-за чего не соблюден досудебный порядок урегулирования спора.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации с определением суда апелляционной инстанции не согласилась по следующим основаниям.
Согласно положениям ст. 309 ГК РФ обязательства должны исполняться надлежащим образом в соответствии с условиями обязательства и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий и требований – в соответствии с обычаями или иными обычно предъявляемыми требованиями.
В соответствии с п. 1 ст. 310 данного кодекса односторонний отказ от исполнения обязательства и одностороннее изменение его условий не допускаются, за исключением случаев, предусмотренных этим кодексом, другими законами или иными правовыми актами.
В силу п. 1 ст. 454 этого же кодекса по договору купли-продажи одна сторона (продавец) обязуется передать вещь (товар) в собственность другой стороне (покупателю), а покупатель обязуется принять этот товар и уплатить за него определенную денежную сумму (цену).
Статьей 456 ГК РФ установлено, что продавец обязан передать покупателю товар, предусмотренный договором купли-продажи (п. 1).
Если иное не предусмотрено договором купли-продажи, продавец обязан одновременно с передачей вещи передать покупателю ее принадлежности, а также относящиеся к ней документы (технический паспорт, сертификат качества, инструкцию по эксплуатации и т. п.), предусмотренные законом, иными правовыми актами или договором (п. 2).
В силу ст. 464 названного кодекса, если продавец не передает или отказывается передать покупателю относящиеся к товару принадлежности или документы, которые он должен передать в соответствии с законом, иными правовыми актами или договором купли-продажи (п. 2 ст. 456), покупатель вправе назначить ему разумный срок для их передачи.
В случае, когда принадлежности или документы, относящиеся к товару, не переданы продавцом в указанный срок, покупатель вправе отказаться от товара, если иное не предусмотрено договором.
В соответствии с ч. 1 ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений, если иное не предусмотрено федеральным законом.
Согласно взаимосвязанным положениям ч. 4 ст. 67 и ч. 4 ст. 198 названного кодекса в редакции, действовавшей на момент принятия апелляционного определения, в мотивировочной части решения суда должны быть указаны обстоятельства дела, установленные судом, доказательства, на которых основаны выводы суда об этих обстоятельствах, доводы, по которым суд отвергает те или иные доказательства, и законы, которыми руководствовался суд.
В силу абзаца второго ст. 327 этого же кодекса названные требования распространяются также и на суд апелляционной инстанции.
Из установленных судами обстоятельств следует, что договор купли-продажи и акт приема-передачи товара подписаны сторонами в один и тот же день.
Акт приема-передачи товара каких-либо указаний на его некомплектность либо отсутствие документации не содержит.
Претензия продавца об оплате товара направлена 31 января 2018 г., претензия покупателя об отсутствии документации – 6 февраля 2018 г.
В обоснование своего иска и в возражении против встречного иска продавец ссылался на то, что товар принят покупателем, акт приема-передачи подписан им без оговорок, претензий о некомплектности покупатель не предъявлял до момента востребования оплаты.
При таких обстоятельствах и с учетом приведенных выше норм материального и процессуального права Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что выводы суда апелляционной инстанции о том, что после подписания без каких-либо оговорок акта приема-передачи товара продавец обязан дополнительно доказывать факт его надлежащей передачи, а также о том, что акт приема-передачи товара должен содержать специальное указание относительно документации, в нарушение ст. 309 ГК РФ не обоснованы нормами материального права, условиями договора либо ссылкой на обычаи или обычно предъявляемые требования.
Кроме того, покупатель не вправе отказаться от оплаты товара, поставленного без необходимой документации, если он не заявил об отказе от такого товара по правилам ст. 464 ГК РФ в связи с невозможностью или затруднительностью его использования по назначению без соответствующих документов.
Общее правило ст. 328 данного кодекса, позволяющее приостановить исполнение своего обязательства, если предусмотренное договором исполнение обязательства другой стороной произведено не в полном объеме, не может быть истолковано как позволяющее покупателю использовать поставленный без документации товар и не оплачивать его.
Данная правовая позиция изложена в п. 24 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации, № 2 (2018), утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 4 июля 2018 г., однако не была учтена судом апелляционной инстанции.
Определение № 117-КГ 19-22 № 2-1571/2018
3. При разрешении требований о взыскании по договору суд оценивает обстоятельства, свидетельствующие о его ничтожности.
К. обратился в суд с иском к обществу 1 о взыскании денежных средств в размере 57 354 406, 47 руб. по договору поставки от 11 февраля 2014 г., заключенному между обществом 1 и обществом 2.
В обоснование иска истец указал на то, что право требования по указанному договору перешло к нему от общества 2 на основании договора цессии от 12 марта 2014 г.
Судом установлено, что 11 февраля 2014 г. между обществом 1 (покупатель) и обществом 2 (поставщик) заключен договор поставки на сумму 57 354 406, 47 руб.
12 марта 2014 г. общество 2 уступило право требования К. по договору цессии за 10 000 000 руб. с отсрочкой платежа до 1 марта 2018 г.
В этот же день общество 2 направило в адрес общества 1 уведомление об уступке права требования по договору поставки К.
27 марта 2014 г. К. направил в адрес общества 1 требование об оплате задолженности.
31 марта 2014 г. в отношении общества 2 внесена запись о прекращении деятельности, общество исключено из ЕГРЮЛ на основании п. 2 ст. 21.1 Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», как недействующее.
15 июля 2014 г. между обществом 1 и К. заключено соглашение о погашении задолженности в соответствии с графиком, указанным в п. 2 соглашения.
14 декабря 2017 г. К. предъявил обществу 1 претензию с требованием об уплате задолженности, в ответ на которую общество 1 сообщило о невозможности уплатить долг в связи с трудным финансовым положением.
9 февраля 2018 г. К. обратился в суд с иском к обществу 1 о взыскании задолженности.
Отказывая в удовлетворении исковых требований К., суд первой инстанции пришел к выводу о том, что договор поставки и договор цессии являются мнимыми, поскольку представленные истцом и третьим лицом Б. (учредитель общества 1) документы достоверно не подтверждают факт реальной поставки товара обществу.
Суд апелляционной инстанции отменил решение суда первой инстанции и утвердил между сторонами мировое соглашение, ссылаясь на то, что стандарт доказывания, примененный судом первой инстанции, является повышенным, необходим в рамках дела о банкротстве при оспаривании сомнительных сделок, тогда как на момент рассмотрения спора банкротство в отношении общества не возбуждено.
Суд второй инстанции учел позицию учредителя общества, признававшего наличие задолженности по договору поставки, а также отсутствие нарушения чьих-либо прав исполнением сделок.
Кроме того, судебная коллегия по гражданским делам указала на то, что суд первой инстанции, признавая договор поставки мнимым, не выяснил действительный смысл, который стороны имели в виду при его заключении.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила апелляционное определение и направила дело на новое апелляционное рассмотрение, указав следующее.
В соответствии с ч. 1 ст. 39 ГПК РФ истец вправе изменить основание или предмет иска, увеличить или уменьшить размер исковых требований либо отказаться от иска, ответчик вправе признать иск, стороны могут окончить дело мировым соглашением.
Суд не принимает отказ истца от иска, признание иска ответчиком и не утверждает мировое соглашение сторон, если это противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц (ч. 2 той же статьи).
Таким образом, в силу ст. 56 ГПК РФ при разрешении вопроса об утверждении мирового соглашения сторон суду апелляционной инстанции надлежало дать оценку тому, не нарушает ли мировое соглашение прав и законных интересов других лиц.
Однако по данному делу указанное юридически значимое обстоятельство судом второй инстанции не исследовано.
При этом суд располагал сведениями о наличии у ответчика задолженности перед иными лицами. Так, согласно сведениям ФССП России на 6 марта 2018 г. в отношении ответчика имелось пять исполнительных производств, задолженность по которым составляла 15 274 490 руб. Кроме того, имелась задолженность по налогам и сборам в размере 1 866 289 руб. (письмо руководителя межрегионального управления Росфинмониторинга).
Суд апелляционной инстанции не выяснил позицию кредиторов ответчика, не учел заявление представителя ФНС России, возражавшего против утверждения мирового соглашения, в связи с чем апелляционное определение, которым утверждено мировое соглашение, нельзя признать законным.
Обсуждая вопрос о соответствии мирового соглашения сторон закону, суд апелляционной инстанции не дал надлежащей оценки доводам о том, что договор поставки от 11 февраля 2014 г. между ответчиком и обществом 2 является ничтожной сделкой в силу ее мнимости.
В силу п. 1 ст. 166 ГК РФ сделка недействительна по основаниям, установленным законом, в силу признания ее таковой судом (оспоримая сделка) либо независимо от такого признания (ничтожная сделка).
Согласно п. 1 ст. 170 ГК РФ мнимая сделка, то есть сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, ничтожна.
Пункт 86 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» предусматривает, что мнимая сделка, то есть сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, ничтожна (п. 1 ст. 170 указанного кодекса).
Следует учитывать, что стороны такой сделки могут также осуществить для вида ее формальное исполнение. Например, во избежание обращения взыскания на движимое имущество должника заключить договоры купли-продажи или доверительного управления и составить акты о передаче данного имущества, при этом сохранив контроль соответственно продавца или учредителя управления за ним.
Равным образом осуществление сторонами мнимой сделки для вида государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество не препятствует квалификации такой сделки как ничтожной на основании п. 1 ст. 170 ГК РФ.
Таким образом, при рассмотрении вопроса о мнимости договора поставки и документов, подтверждающих передачу товара, суд не должен ограничиваться проверкой того, соответствуют ли представленные документы формальным требованиям, которые установлены законом. При проверке действительности сделки суду необходимо установить наличие или отсутствие фактических отношений по сделке.
При этом суд, рассматривающий дело о взыскании по договору, оценивает обстоятельства, свидетельствующие о заключенности и действительности договора, независимо от того, заявлены ли возражения или встречный иск.
Отменяя решение суда первой инстанции, суд апелляционной инстанции указал на то, что суд не выяснил действительную волю сторон при заключении договора поставки и договора цессии.
Однако признавая договор поставки недействительным, суд первой инстанции указал на то, что за два месяца до заключения договора регистрирующий орган опубликовал сообщение о предстоящем исключении общества 2 из ЕГРЮЛ, как недействующего, то есть какие-либо операции по расчетным счетам общество не осуществляло.
Также районный суд указал на то, что представленные сторонами товарная накладная, счет-фактура, инвентаризационная опись, баланс, договор хранения и оборотно-сальдовая ведомость являются внутренними документами общества, достоверность которых вызывает сомнения.
Кроме того суд указал, что из решения налогового органа от 15 марта 2018 г. о привлечении общества 2 к ответственности за совершение налогового правонарушения следует, что директор этого общества Е. никогда не являлся директором данной организации, никакие документы от имени организации не подписывал; К. и Б. были знакомы задолго до заключения договора цессии, в связи с чем налоговый орган пришел к выводу о возможной согласованности действий последних с целью создания формального документооборота с целью имитации реальных финансово-хозяйственных операций для продления срока исковой давности по договору поставки и уменьшения налогооблагаемой прибыли.
Таким образом, воля сторон договоров поставки и цессии не была направлена на достижение правовых последствий, характерных для договоров данного вида.
Как указал суд первой инстанции, обе стороны мнимой сделки стремятся к сокрытию ее действительного смысла. Следовательно, определение действительной воли, которую имели в виду стороны при заключении мнимой сделки, не требуется. Установление того факта, что стороны на самом деле не имели намерения создания условий для возникновения гражданских прав и обязанностей является достаточным для квалификации сделки как мнимой.
Наличие или отсутствие фактических отношений по сделке является юридически значимым обстоятельством, подлежащим установлению по делу, и не может рассматриваться как повышенный стандарт доказывания, применимый только в делах о банкротстве.
При этом отсутствие оспаривания мнимой сделки сторонами само по себе не свидетельствует о том, что указанная сделка не нарушает ничьих прав и обязанностей.
Определение № 46-КГ19-17
4. В случае признания судом требований потерпевшего о выплате страхового возмещения в денежной форме обоснованными отказ во взыскании со страховщика штрафа, предусмотренного п. 3 ст. 16.1 Закона об ОСАГО, незаконен.
Незначительное расхождение стоимости восстановительного ремонта, определенной по заключению специалиста, с результатами судебной экспертизы само по себе не свидетельствует о злоупотреблении правом потерпевшим.
Е. обратился в суд с иском к страховой компании о взыскании страховой выплаты, возмещения убытков и штрафа.
Судами установлено, что 30 октября 2017 г. в результате дорожно-транспортного происшествия с участием трех транспортных средств был поврежден автомобиль, принадлежащий Е.
Автогражданская ответственность виновного лица Р. застрахована в страховой компании (ответчик).
Е., указывая также на получение травмы в момент аварии, 28 ноября 2017 г. обратился в страховую компанию причинителя вреда и представил для осмотра поврежденное транспортное средство.
29 ноября 2017 г. страховщик признал данный случай страховым и выдал направление на ремонт автомобиля на СТО.
После проведения независимого технического исследования Е. 17 января 2018 г. обратился в страховую компанию с заявлением о выплате страхового возмещения в денежной форме, поскольку рыночная стоимость принадлежащего ему автомобиля составляет 210 000 руб., размер материального ущерба с учетом износа – 150 000 руб., стоимость годных остатков – 21 068 руб., а следовательно, ремонт нецелесообразен.
Отказ в выплате страхового возмещения истцу мотивирован возможностью проведения ремонта. Письменная претензия истца от 15 февраля 2018 г. оставлена без удовлетворения.
Разрешая спор, суд установил факт наступления страхового случая в виде полной гибели автомобиля и признал необоснованным отказ страховщика в выплате страхового возмещения в денежной форме, в связи с чем удовлетворил требования о взыскании страховой выплаты, возмещении убытков и штрафа.
Суд апелляционной инстанции отменил решение суда первой инстанции в части взыскания компенсации морального вреда и штрафа и отказал в удовлетворении указанных требований, разрешив при этом вопрос о взыскании государственной пошлины.
Принимая данное определение, суд апелляционной инстанции исходил из того, что в действиях Е. присутствовали злоупотребление правом, а также недобросовестность, препятствующие взысканию компенсации морального вреда и штрафа. В качестве обоснования суд сослался на то, что стоимость ремонта указана истцом в размере 150 000 руб., в то время как в действительности она составляла 134 500 руб.
Суд второй инстанции также указал на отсутствие в первоначальном исследовании вывода эксперта о полной гибели автомобиля.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации данные выводы суда апелляционной инстанции признала ошибочными.
Судом установлено, что договор страхования ответственности причинителя вреда Р. заключен 28 февраля 2017 г., то есть после внесения изменений в Федеральный закон от 25 апреля 2002 г. № 40-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» (далее – Закон об ОСАГО), согласно которым страховое возмещение вреда, причиненного легковому автомобилю, находящемуся в собственности гражданина и зарегистрированному в Российской Федерации, по общему правилу, установленному п. 15 ст. 12 Закона об ОСАГО, осуществляется путем организации и (или) оплаты восстановительного ремонта поврежденного транспортного средства потерпевшего.
Вместе с тем п. 16.1 той же статьи предусмотрена возможность осуществления страхового возмещения путем выплаты потерпевшему денежной суммы в случае полной гибели транспортного средства.
Факт полной гибели автомобиля истца судом первой инстанции установлен и суд апелляционной инстанции с данным выводом согласился.
В соответствии с п. 3 ст. 16.1 Закона об ОСАГО при удовлетворении судом требований потерпевшего – физического лица об осуществлении страховой выплаты суд взыскивает со страховщика за неисполнение в добровольном порядке требований потерпевшего штраф в размере пятидесяти процентов от разницы между совокупным размером страховой выплаты, определенной судом, и размером страховой выплаты, осуществленной страховщиком в добровольном порядке.
Оставляя без изменения решение суда первой инстанции в части взыскания страхового возмещения, суд апелляционной инстанции по существу признал законность требований истца о выплате страхового возмещения в денежной форме.
Поскольку судами установлено, что требования потерпевшего о выплате страхового возмещения в денежной форме являлись обоснованными, а страховой компанией в их удовлетворении отказано незаконно, то вывод суда апелляционной инстанции об отсутствии оснований для взыскания штрафа нельзя признать правильным.
Доводы суда апелляционной инстанции о злоупотреблении правом со стороны потерпевшего также не основаны на законе и не соответствуют установленным обстоятельствам дела.
В пункте 3 ст. 1 ГК РФ предусмотрено, что при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно.
Согласно п. 5 ст. 10 данного кодекса добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются.
В соответствии с п. 52 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 января 2015 г. № 2 «О применении судами законодательства об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» (действовавшего на момент возникшего страхового случая), если одна из сторон для получения преимуществ при реализации прав и обязанностей, возникающих из договора обязательного страхования, действует недобросовестно, в удовлетворении исковых требований этой стороны может быть отказано в той части, в какой их удовлетворение создавало бы для нее такие преимущества (п. 4 ст. 1 ГК РФ). При установлении факта злоупотребления потерпевшим правом суд отказывает в удовлетворении исковых требований о взыскании со страховщика неустойки, финансовой санкции, штрафа и компенсации морального вреда (ст. 1 и 10 ГК РФ).
В соответствии с положениями п. 11 ст. 12 Закона об ОСАГО страховщик обязан осмотреть поврежденное транспортное средство, иное имущество или его остатки и (или) организовать их независимую техническую экспертизу, независимую экспертизу (оценку) в срок не более чем пять рабочих дней со дня поступления заявления о страховом возмещении или прямом возмещении убытков с приложенными документами, предусмотренными правилами обязательного страхования, и ознакомить потерпевшего с результатами осмотра и независимой технической экспертизы, независимой экспертизы (оценки), если иной срок не согласован страховщиком с потерпевшим.
Таким образом, обязанность по определению обстоятельств полной гибели транспортного средства, размера и формы страхового возмещения в соответствии с Законом об ОСАГО возлагается именно на страховщика, в данном случае – на страховую компанию (ответчика).
Из установленных обстоятельств дела следует, что данная обязанность не была исполнена страховщиком, которому был представлен весь пакет документов и транспортное средство для осмотра, а истец лишь осуществлял защиту своих прав в установленном порядке, обратившись за определением размера ущерба к специалистам.
Незначительное расхождение стоимости восстановительного ремонта, определенной по заключению специалиста, с результатами судебной экспертизы само по себе не свидетельствует о злоупотреблении правом потерпевшим.
В то же время судом установлено, что страховая компания ненадлежащим образом исполнила свои обязательства, не установив факт полной гибели транспортного средства, необоснованно отказала потерпевшему в выплате страхового возмещения.
При таких обстоятельствах выводы суда апелляционной инстанции Судебная коллегия признала противоречащими приведенным выше нормам материального права и разъяснениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации.
Определение № 49-КГ19-37 № 2-1883/2018
5. Для признания договора дарения денежных средств заключенным в устной форме необходимо установить наличие реального факта передачи указанных денежных средств, а также наличие воли у дарителя на передачу денежных средств именно в дар.
Е. О. обратилась в суд с иском к М. М. о включении имущества в наследственную массу, признании права собственности в порядке наследования, взыскании денежных средств.
Как установлено судом и следует из материалов дела, 14 января 2018 г. умерла Е., что подтверждается свидетельством о смерти.
Е. О. и М. Н. являются дочерьми, а М. М. – внучкой наследодателя Е.
2 августа 2017 г. Е. составила завещание, в соответствии с которым принадлежащую ей на праве собственности двухкомнатную квартиру она завещала: дочери – М. Н., внучке – М. М. и правнуку – Н. в равных долях – по 1/3 доли каждому.
Кроме того, после смерти наследодателя открылось наследство в виде денежных средств, хранящихся в банке.
Наследниками первой очереди по закону являются дочери Е. – Е. О. и М. Н., которые в установленный законом шестимесячный срок для принятия наследства обратились к нотариусу с заявлениями о принятии наследства, им были выданы свидетельства о праве на наследство по закону на вышеуказанные денежные средства (по 1/2 доли).
Данные обстоятельства подтверждаются сообщением нотариуса.
Обращаясь в суд с данным иском, Е. О. указала на то, что на момент формирования наследственной массы не все имущество умершей Е. было учтено, поскольку на день смерти Е. у нее имелись наличные денежные средства в сумме 1 400 000 руб., снятые ею 3 октября 2017 г. в банке, и хранившиеся по месту ее постоянного жительства и незаконно присвоенные М. М.
По факту хищения денежных средств из ее квартиры Е. О. обращалась в полицию с заявлением, в ходе проверки которого М. М. сообщила полиции, что денежные средства в сумме 1 400 000 руб. бабушка Е. ей подарила, а она на указанную денежную сумму 5 ноября 2017 г. открыла в банке вклад на свое имя, о чем бабушка знала. Постановлением от 15 мая 2018 г. в возбуждении уголовного дела было отказано.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования Е. О. о включении в состав наследственного имущества, оставшегося после смерти Е., денежных средств в размере 1 400 000 руб., суд первой инстанции исходил из того, что факт нахождения крупной денежной суммы в наличном виде в квартире истца подтверждается показаниями свидетелей, при этом ответчиком М. М. ни договора дарения в письменном виде, ни каких-либо иных доказательств получения денежных средств от Е. в дар не представлено. Из этого суд сделал вывод об отсутствии правовых оснований нахождения спорной денежной суммы, принадлежавшей наследодателю Е., у ответчика М. М. и о необходимости включения этой суммы в наследственную массу.
Отменяя решение суда первой инстанции, и принимая по делу новое решение об отказе в удовлетворении иска, суд апелляционной инстанции, руководствуясь п. 1 ст. 574 ГК РФ, в соответствии с которым договор дарения, сопровождаемый передачей дара одаряемому, может быть совершен устно, при этом исключений из данного случая, предусмотренных пп. 2 и 3 указанной статьи, по данному делу не имеется, пришел к выводу о том, что Е. при жизни выразила свою волю и безвозмездно передала деньги внучке М. М., следовательно, оснований для включения данной денежной суммы в наследственную массу после смерти Е. не имеется. Доказательств, наличия денежных средств во владении Е. на момент ее смерти, суду не представлено.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила апелляционное определение и направила дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции, указав следующее.
Согласно п. 1 ст. 572 ГК РФ по договору дарения одна сторона (даритель) безвозмездно передает или обязуется передать другой стороне (одаряемому) вещь в собственность либо имущественное право (требование) к себе или к третьему лицу либо освобождает или обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом.
В соответствии с п. 1 ст. 574 ГК РФ дарение, сопровождаемое передачей дара одаряемому, может быть совершено устно, за исключением случаев, предусмотренных пп. 2 и 3 данной статьи. Передача дара осуществляется посредством его вручения, символической передачи (вручение ключей и т. п.) либо вручения правоустанавливающих документов.
Договор дарения движимого имущества должен быть совершен в письменной форме в случаях, когда: дарителем является юридическое лицо и стоимость дара превышает 3 тыс. руб.; договор содержит обещание дарения в будущем. В случаях, предусмотренных в данном пункте, договор дарения, совершенный устно, ничтожен (п. 2 ст. 574 ГК РФ).
Таким образом, договор дарения, как реальный договор, заключаемый в устной форме, считается заключенным с момента непосредственной передачи дарителем вещи во владение, пользование и распоряжение одаряемого. В связи с этим для признания договора дарения денежных средств заключенным в устной форме необходимо установить наличие реального факта передачи указанных денежных средств, а также наличие воли у дарителя на передачу денежных средств именно в дар.
М. М. в подтверждение своей позиции указывала в суде на действия наследодателя Е. при жизни, выразившиеся в снятии денежных средств со счета в банке, а также факт их передачи М. М. в дар. Однако доказательств, подтверждающих как намерение Е. подарить ей крупную сумму наличных денежных средств, так и реальную передачу наследодателем при жизни внучке М. М. в дар этих денежных средств, ответчиком не было представлено ни в суде первой инстанции, ни при рассмотрении дела в суде апелляционной инстанции.
Отсутствие в материалах дела доказательств, отвечающих требованиям относимости и допустимости, которые подтверждали бы факт заключения между М. М. и Е. устного договора дарения денежных средств в размере 1 400 000 руб., указывает на правильность вывода суда первой инстанции о недостоверности и бездоказательности объяснений ответчика М. М. относительно факта заключения данной сделки. Сопровождение М. М. бабушки Е. в банк свидетельствует лишь о намерении последней снять денежные средства со своего вклада, но не о желании Е. безвозмездно передать денежные средства, находившиеся на ее закрытом вкладе, в собственность ответчика.
Вопреки тому, что оснований для освобождения ответчика М. М. от доказывания в суде тех обстоятельств, на которые она ссылалась как на причину своих возражений против иска Е. О., не имелось, суд апелляционной инстанции лишь на основании пояснений ответчика посчитал доказанным, что Е. при жизни выразила свою волю и безвозмездно передала деньги внучке.
Вместе с тем истец Е. О. суду представила доказательства того, что спорная денежная сумма после получения ее Е. в банке хранилась в квартире по месту проживания наследодателя и Е. О. Эти доказательства судом были оценены как достоверные и послужили основанием для вынесения решения об удовлетворении иска Е. О.
Суд апелляционной инстанции данные обстоятельства не учел и не дал им надлежащей правовой оценки.
Учитывая изложенное вывод суда апелляционной инстанции об отсутствии правовых оснований для включения спорной денежной суммы в наследственную массу после смерти Е. Судебная коллегия признала не соответствующим требованиям закона и установленным по делу обстоятельствам.
Определение № 9-КГ19-11
6. Внуки наследодателя, наследующие по праву представления, относятся к наследникам первой очереди.
Л. Ю. обратился в суд с исковыми требованиями к Л. В., И., банку, ФГКУ «Федеральное управление накопительно-ипотечной системы жилищного обеспечения военнослужащих» о включении жилого помещения и денежных средств в наследственную массу, признании права собственности на наследственное имущество, признании завещания и договора дарения квартиры недействительными, признании договора купли-продажи квартиры недействительным, истребовании имущества из чужого незаконного владения, взыскании судебных расходов.
Как установлено судом и следует из материалов дела, истец Л. Ю. является сыном Л. и внуком Л. Н.
Л. Н. – мать Л. и Л. В.
На основании договора о передаче квартиры в собственность от 16 февраля 1993 г. Л. Н. являлась собственником квартиры.
Л. умер 22 мая 2009 г.
27 мая 2009 г. нотариусом удостоверено завещание, которым Л. Н. завещала Л. В. все имущество, которое окажется принадлежащим ей ко дню ее смерти, в том числе денежные вклады в банке и спорную квартиру.
По договору от 12 января 2010 г. Л. Н. подарила ответчику Л. В. спорную квартиру.
Выпиской из ЕГРП от 11 апреля 2016 г. подтверждается, что собственником спорной квартиры является Л. В., дата регистрации права – 11 марта 2010 г.
22 октября 2015 г. Л. Н. умерла.
В наследственную массу после смерти Л. Н. входят денежные средства на вкладах, открытых в банке.
8 декабря 2015 г. Л. В. обратился к нотариусу с заявлением о принятии наследства по завещанию после смерти Л. Н.
14 апреля 2016 г. Л. Ю. обратился к нотариусу с заявлением о принятии наследства по закону после смерти Л. Н.
31 марта 2016 г. между Л. В. и И. был заключен договор купли-продажи объекта недвижимости с использованием кредитных средств и средств целевого жилищного займа. По условиям договора И. приобрела право собственности на спорную квартиру; оплата по договору была произведена за счет собственных средств покупателя, денежных средств, предоставленных банком по кредитному договору, а также средств целевого жилищного займа согласно договору, заключенному между И. и уполномоченным федеральным органом – ФГКУ «Федеральное управление накопительно-ипотечной системы жилищного обеспечения военнослужащих».
Согласно заключениям назначенных по делу посмертной судебно-психиатрической экспертизы от 31 июля 2017 г. и повторной комиссионной посмертной судебно-психиатрической экспертизы от 23 ноября 2017 г. Л. Н. в периоды оформления завещания от 27 мая 2009 г. и договора дарения от 12 января 2010 г. не могла понимать значения своих действий и руководить ими.
Исходя из проведенных по делу судебных экспертиз, показаний свидетелей, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что Л. Н. в момент подписания оспариваемых завещания и договора дарения находилась в психическом состоянии, лишавшем ее способности понимать значение своих действий и руководить ими.
Разрешая спор и отказывая в удовлетворении иска, суд исходил из того, что истец на момент смерти Л. Н. не входил в круг ее наследников; Л. Ю. является наследником более поздней очереди, чем Л. В., в связи с чем права и интересы истца оспариваемыми завещанием и договором дарения не нарушаются.
Кроме того, суд первой инстанции пришел к выводу о пропуске истцом срока исковой давности по заявленным требованиям и указал, что названный срок подлежит исчислению с момента, когда истец узнал об оспариваемых завещании и договоре дарения, то есть с июня 2009 г. и с января 2010 г. соответственно.
Помимо изложенного суд первой инстанции отметил, что спорная квартира не может быть истребована у И. как у добросовестного приобретателя, поскольку стороны договора купли-продажи не могли знать о том, что наследодатель при подписании договора дарения квартиры не понимала значение своих действий, спорное имущество выбыло из владения Л. В. по его воле, без принуждения.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала выводы судов первой и апелляционной инстанций ошибочными по следующим основаниям.
Статьей 1111 ГК РФ, в редакции, действующей на момент возникновения спорных правоотношений, установлено, что наследование осуществляется по завещанию и по закону. Наследование по закону имеет место, когда и поскольку оно не изменено завещанием, а также в иных случаях, установленных данным кодексом.
В силу ст. 1113 ГК РФ наследство открывается со смертью гражданина.
Положениями ст. 1118 ГК РФ предусмотрено, что распорядиться имуществом на случай смерти можно только путем совершения завещания. Завещание может быть совершено гражданином, обладающим в момент его совершения дееспособностью в полном объеме. Завещание является односторонней сделкой, которая создает права и обязанности после открытия наследства.
При нарушении положений указанного кодекса, влекущих за собой недействительность завещания, в зависимости от основания недействительности, завещание является недействительным в силу признания его таковым судом (оспоримое завещание) или независимо от такого признания (ничтожное завещание).
Завещание может быть признано судом недействительным по иску лица, права или законные интересы которого нарушены этим завещанием (пп. 1, 2 ст. 1131 ГК РФ).
В силу положений пп. 1, 2 ст. 1141 ГК РФ наследники по закону призываются к наследованию в порядке очередности, предусмотренной ст. 1142 – 1145 и 1148 названного кодекса. Наследники каждой последующей очереди наследуют, если нет наследников предшествующих очередей, то есть если наследники предшествующих очередей отсутствуют, либо никто из них не имеет права наследовать, либо все они отстранены от наследования (ст. 1117), либо лишены наследства (п. 1 ст. 1119), либо никто из них не принял наследства, либо все они отказались от наследства. Наследники одной очереди наследуют в равных долях, за исключением наследников, наследующих по праву представления (ст. 1146).
Согласно пп. 1, 2 ст. 1142 ГК РФ наследниками первой очереди по закону являются дети, супруг и родители наследодателя. Внуки наследодателя и их потомки наследуют по праву представления.
В соответствии с п. 1 ст. 1146 ГК РФ доля наследника по закону, умершего до открытия наследства или одновременно с наследодателем (п. 2 ст. 1114), переходит по праву представления к его потомкам в случаях, предусмотренных п. 2 ст. 1142, п. 2 ст. 1143 и п. 2 ст. 1144 названного кодекса, и делится между ними поровну.
Исходя из приведенных правовых норм наследниками первой очереди по закону после смерти наследодателя Л. Н. являются ее сын Л. В. и внук Л. Ю. по праву представления.
Таким образом, Л. Ю. имеет правовой интерес в оспаривании завещания и договора дарения, поскольку их признание недействительными повлечет за собой возникновение у него права на долю в наследстве по закону.
При таких обстоятельствах вывод суда первой инстанции о том, что на момент смерти Л. Н. истец Л. Ю. не входил в круг ее наследников, а является наследником более поздней очереди, чем Л. В., в связи с чем права и интересы истца оспариваемыми завещанием и договором дарения не нарушаются, является ошибочным и противоречащим нормам материального права, регулирующим спорные правоотношения.
В соответствии с положениями п. 1 ст. 177 ГК РФ сделка, совершенная гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими, может быть признана судом недействительной по иску этого гражданина либо иных лиц, чьи права или охраняемые законом интересы нарушены в результате ее совершения.
Из дела видно, что суд первой инстанции согласился с приведенными в экспертных заключениях выводами о том, что при подписании оспариваемого завещания и при заключении оспариваемого договора дарения Л. Н. не могла понимать значения своих действий и руководить ими, то есть оспариваемые сделки были совершены с пороком воли первоначального собственника Л. Н.
В пункте 2 ст. 181 ГК РФ установлено, что срок исковой давности по требованию о признании оспоримой сделки недействительной и о применении последствий ее недействительности составляет один год. Течение срока исковой давности по указанному требованию начинается со дня прекращения насилия или угрозы, под влиянием которых была совершена сделка (п. 1 ст. 179), либо со дня, когда истец узнал или должен был узнать об иных обстоятельствах, являющихся основанием для признания сделки недействительной.
В соответствии с положениями ст. 200 ГК РФ (в редакции, действовавшей до 1 сентября 2013 г.) течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права. Изъятия из этого правила устанавливаются названным кодексом и иными законами.
Абзацем вторым п. 2 ст. 1131 ГК РФ установлено, что оспаривание завещания до открытия наследства не допускается.
Таким образом, право на оспаривание завещания, составленного в пользу Л. В., возникло у Л. Ю., являющегося наследником Л. Н., только после ее смерти, а не в момент, по мнению суда, когда истец узнал о наличии такого завещания, то есть с июня 2009 г.
Также не может быть признан обоснованным вывод суда о пропуске истцом срока исковой давности по требованию о признании недействительным договора дарения, поскольку о совершении данной сделки с пороком воли наследодателя Л. Ю. стало известно после смерти Л. Н.
Согласно разъяснениям, приведенным в п. 73 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 мая 2012 г. № 9 «О судебной практике по делам о наследовании», наследники вправе обратиться в суд после смерти наследодателя с иском о признании недействительной совершенной им сделки, в том числе по основаниям, предусмотренным ст. 177, 178 и 179 ГК РФ, если наследодатель эту сделку при жизни не оспаривал, что не влечет изменения сроков исковой давности, а также порядка их исчисления.
Вопрос о начале течения срока исковой давности по требованиям об оспоримости сделки разрешается судом исходя из конкретных обстоятельств дела (например, обстоятельств, касающихся прекращения насилия или угрозы, под влиянием которых наследодателем была совершена сделка) и с учетом того, когда наследодатель узнал или должен был узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания сделки недействительной.
Судебными инстанциями не исследовался вопрос о том, могла ли Л. Н. с учетом своего психического состояния после совершения ею указанного договора дарения осознавать наличие возможности оспорить его в судебном порядке.
Разрешая спор, суд указал также на то, что спорная квартира не может быть истребована у И. как у добросовестного приобретателя, поскольку имущество выбыло из владения собственника Л. В. по его воле, без принуждения.
В соответствии с положениями п. 1 ст. 302 ГК РФ, если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли.
Как разъяснено в п. 39 совместного Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29 апреля 2010 г. № 10/22, по смыслу п. 1 ст. 302 ГК РФ собственник вправе истребовать свое имущество из чужого незаконного владения независимо от возражения ответчика о том, что он является добросовестным приобретателем, если докажет факт выбытия имущества из его владения или владения лица, которому оно было передано собственником, помимо их воли.
Эти разъяснения судами первой и апелляционной инстанций учтены не были.
Определение № 64-КГ19-3
7. По делам о признании решения внеочередного общего собрания собственников помещений в многоквартирном доме недействительным юридически значимым и подлежащими установлению обстоятельством является выявление правовых последствий принятого Решения относительно судьбы общего имущества (влекло или нет данное решение уменьшение общего имущества многоквартирного дома).
И. обратилась в суд с иском к Ч. о признании решения внеочередного общего собрания собственников помещений в многоквартирном доме в форме очно-заочного голосования недействительным.
Как установлено судом и следует из материалов дела, И. является собственником одной из квартир и двух машиномест в спорном многоквартирном доме.
В период с 8 апреля по 30 октября 2017 г. в этом доме было проведено внеочередное общее собрание собственников помещений в форме очно-заочного голосования. 8 ноября 2017 г. был составлен протокол общего собрания.
Инициатором проведения внеочередного общего собрания являлась собственник другой квартиры Ч.
В повестку дня общего собрания собственников помещений многоквартирного дома были включены, в частности, следующие вопросы: о передаче в безвозмездное пользование Ч. входящего в состав общего имущества многоквартирного дома помещения общего пользования – части комнаты общей площадью 34,2 кв. м, расположенной на 9-м этаже многоквартирного дома, непосредственно примыкающей к квартире, принадлежащей на праве собственности Ч., сроком на 99 лет, с разрешением ей последующего присоединения указанного выше общего имущества многоквартирного дома к квартире Ч. с возложением на ее обязанности производить оплату эксплуатационных и коммунальных услуг, а также услуг за техническое обслуживание переданного имущества; о предоставлении полномочий генеральному директору ООО «ЭК «Городские усадьбы» на заключение с Ч. договора безвозмездного пользования; о внесении Ч. в течение десяти дней после заключения договора безвозмездного пользования на счет ООО «ЭК Городские усадьбы» единовременной платы в размере 1 500 000 руб.; об обязанности генерального директора ООО «ЭК Городские усадьбы» направить поступившие от Ч. денежные средства на оплату текущих коммунальных платежей собственников помещений многоквартирного дома.
Голосование собственников помещений многоквартирного дома по вопросам повестки дня проводилось с 18 апреля до 30 октября 2017 г.
Общая площадь жилых и нежилых помещений в многоквартирном доме составляет 27 062 кв. м, из которых 6 000 кв. м принадлежат на праве оперативного управления ГКУ «Центр спортивных инновационных технологий и подготовки сборных команд» Департамента спорта и туризма г. Москвы.
В голосовании по вопросам повестки дня общего собрания собственников помещений многоквартирного дома приняло участие 81,85% от общего количества собственников многоквартирного дома.
Участие в голосовании принимало и ГКУ «Центр спортивных инновационных технологий и подготовки сборных команд» Департамента спорта и туризма г. Москвы, размер доли которого в праве общей долевой собственности на общее имущество составляет 22,17%.
За положительное решение указанных вопросов повестки дня собственники помещений многоквартирного дома проголосовали единогласно («за» – 81,85%).
Решением суда в удовлетворении исковых требований отказано.
Отменяя решение суда первой инстанции и принимая по делу новое решение об удовлетворении исковых требований, суд апелляционной инстанции исходил из отсутствия кворума на общем собрании, поскольку интересы г. Москвы, как собственника доли в праве общей долевой собственности на общее имущество, равной 22,17%, должно было представлять Государственное казенное учреждение г. Москвы «Инженерная служба Мещанского района», которое о проведении общего собрания не извещалось и участия в собрании не принимало. Кроме того, суд апелляционной инстанции указал на то, что часть комнаты, переданная Ч. в соответствии с оспариваемым решением общего собрания собственников помещений многоквартирного дома, не индивидуализирована.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, отменяя апелляционное определение и направляя дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции, руководствовалась в том числе чч. 1 и 3 ст. 36 ЖК РФ, п. 1 ст. 246 ГК РФ и исходила из того, что согласие всех собственников долевого имущества необходимо как при его отчуждении из общей долевой собственности, так и при решении вопроса об уменьшении размера общего имущества.
В свою очередь передача имущества в пользование иным лицам возможна на основании решения общего собрания таких собственников в многоквартирном доме (ч. 4 ст. 36 ЖК РФ). Указанное решение принимается большинством не менее 2/3 голосов от общего числа голосов собственников помещений в многоквартирном доме (ч. 1 ст. 46 ЖК РФ).
Порядок принятия решений об использовании объектов общего имущества определен в гл. 6 ЖК РФ, где указано, что принятие решений о пользовании общим имуществом собственников помещений в многоквартирном доме иными лицами относится к компетенции общего собрания собственников помещений в качестве органа управления многоквартирным домом.
Вместе с тем ЖК РФ не исключает возможности принятия на общем собрании и решения об уменьшении размера общего имущества в многоквартирном доме, при условии соблюдения требований ч. 3 ст. 36 ЖК РФ, п. 1 ст. 246 ГК РФ.
Оспаривая решение внеочередного собрания, истец И. ссылалась на то, что следствием присоединения к имуществу ответчика части общего имущества в многоквартирном доме является уменьшение размера общего имущества в многоквартирном доме, а это требует согласия всех собственников.
В силу ч. 2 ст. 56 ГПК РФ суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой стороне надлежит их доказывать, выносит обстоятельства на обсуждение, даже если стороны на какое-либо из них не ссылались.
При принятии решения суд оценивает доказательства, определяет, какие обстоятельства, имеющие значение для рассмотрения дела, установлены и какие обстоятельства не установлены, каковы правоотношения сторон, какой закон должен быть применен по данному делу и подлежит ли иск удовлетворению (ч. 1 ст. 196 ГПК РФ).
Таким образом, по данному делу юридически значимым и подлежащими установлению с учетом заявленных И. требований, возражений Ч. и подлежащих применению норм материального права обстоятельством являлось выявление правовой природы принятого Решения относительно судьбы общего имущества (влекло или нет данное решение уменьшение общего имущества многоквартирного дома).
В зависимости от того, какие правовые последствия для общего имущества имело принятое на собрании решение, зависело правильное применение норм материального права, а также установление факта наличия или отсутствия кворума на общем собрании для принятия оспариваемого решения.
В нарушение подлежащих применению к спорным отношениям норм материального права, требований процессуального закона судом апелляционной инстанции названные юридически значимые обстоятельства установлены не были.
В свою очередь, выводы суда апелляционной инстанции относительно участия при голосовании неуполномоченного собственником г. Москвой лица – ГКУ «Центр спортивных инновационных технологий и подготовки сборных команд» сделаны без учета особенностей правовой природы права оперативного управления, наделяющего владельца данного вещного права широкими правами относительно переданной ему вещи.
Также суд апелляционной инстанции не учел, что собственник имущества в лице Департамента городского имущества г. Москвы привлечен к участию в деле в качестве третьего лица и в суде первой инстанции право ГКУ «Центр спортивных инновационных технологий и подготовки сборных команд» Департамента спорта и туризма г. Москвы принимать участие в общем собрании, а также решения, принятые учреждением на общем собрании не оспаривал. Таким образом, участие в общем собрании ГКУ «Центр спортивных инновационных технологий и подготовки сборных команд» Департамента спорта и туризма г. Москвы не привело к искажению волеизъявления собственника данного имущества, который с принятым на общем собрании решением согласился.
Ссылка суда апелляционной инстанции на то, что подлежащее передаче в пользу ответчика помещение не индивидуализировано (в качестве предмета передачи в безвозмездное пользование ответчику указана часть комнаты № 4, общей площадью 34,2 кв. м, расположенная на 9-м этаже многоквартирного дома по указанному выше адресу) входит в противоречие со ст. 607 ГК РФ, согласно которой в аренду могут быть переданы вещи, которые не теряют своих натуральных свойств в процессе их использования (непотребляемые вещи). Это положение ГК РФ не ограничивает право сторон заключить такой договор аренды, когда в пользование арендатору предоставляется не вся вещь в целом, а только ее отдельная часть.
Согласно ч. 5 ст. 44 Федерального закона от 13 июля 2015 г. № 218-ФЗ «О государственной регистрации недвижимости» если в аренду передается часть здания, право на которое зарегистрировано в Едином государственном реестре недвижимости, в частности, совокупность имеющих общие строительные конструкции комнат (смежные комнаты в помещении), кадастровый учет такой части здания осуществляется одновременно с государственной регистрацией договора аренды на такую часть здания без соответствующего заявления.
Если права на указанные недвижимые вещи (земельные участки, здания, сооружения, помещения) ранее были зарегистрированы за арендодателем, на государственную регистрацию договора аренды может быть представлен подписанный сторонами документ, содержащий графическое и (или) текстуальное описание той части недвижимой вещи, пользование которой будет осуществляться арендатором (в том числе с учетом данных, содержащихся в кадастровом паспорте соответствующей недвижимой вещи).
В приложении к протоколу внеочередного общего собрания спорного многоквартирного дома, проведенного 18 апреля 2017 г., указан фрагмент поэтажного плана 9-го этажа, где графически обозначены границы помещения подлежащего передаче в собственность Ч., а также площадь данного помещения. Таким образом, объект недвижимости согласован.
Определение № 5-КГ19-144
8. Алиментные обязательства, выполненные в полном объеме, прекращаются с достижением ребенком 18-летнего возраста.
М. обратилась в суд с иском к Е. В. о взыскании дополнительных расходов на обучение С. Е.
В обоснование исковых требований указала, что С. Е., 20 июля 2000 года рождения, ее внучка, родители которой – дочь истца Д. и Е. В. Решением суда от 16 марта 2009 г. лишены родительских прав. Постановлением главы муниципального образования от 13 апреля 2009 г. истец назначена опекуном внучки-сироты С. Е. 2 февраля 2014 г. Д. умерла. Отец внучки Е. В. алименты дочери платил не регулярно в незначительном размере. Внучку она растила вместе с мужем на опекунское пособие и пенсии. В июле 2018 г. С. Е. поступила на платной основе в высшее учебное заведение. Несмотря на свои скромные доходы, истец смогла оплатить 103 800 руб. за первый семестр обучения внучки. Считает, что расходы на получение высшего образования сиротой попадают под дополнительные расходы, предусмотренные ст. 86 СК РФ. Отец внучки Е. В. трудоспособен, может быть привлечен к участию в несении дополнительных расходов на обучение. На момент подачи искового заявления ее внучка достигла совершеннолетнего возраста, но все материальные затраты несут истец и ее муж, являющиеся пенсионерами.
Просила суд привлечь Е. В. к участию в несении дополнительных расходов на обучение его дочери С. Е. до окончания обучения; взыскать с ответчика в пользу истца внесенную плату за первый семестр обучения С. Е. в размере 103 800 руб.; обязать ответчика в будущем производить оплату С. Е. за дальнейшее обучение в университете.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования частично, суд исходил из того, что к иным обстоятельствам, указанным в ст. 86 СК РФ, возможно отнести расходы на обучение С. Е.
Поскольку родители несут равные обязательства в отношении содержания детей, суд пришел к выводу о взыскании 1/2 части стоимости полного размера обучения дочери ответчика до 30 июня 2023 г., то есть до окончания срока обучения.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводом суда первой инстанции и его правовым обоснованием.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся по делу судебные постановления и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ судья отказывает в принятии искового заявления в случае, если заявление не подлежит рассмотрению и разрешению в порядке гражданского судопроизводства, поскольку заявление рассматривается и разрешается в ином судебном порядке; заявление предъявлено в защиту прав, свобод или законных интересов другого лица государственным органом, органом местного самоуправления, организацией или гражданином, которым данным кодексом или другими федеральными законами не предоставлено такое право; в заявлении, поданном от своего имени, оспариваются акты, которые не затрагивают права, свободы или законные интересы заявителя.
В силу п. 1 ч. 1 ст. 220 ГПК РФ суд прекращает производство по делу в случае, если дело не подлежит рассмотрению и разрешению в суде в порядке гражданского судопроизводства по основаниям, предусмотренным п. 1 ч. 1 ст. 134 данного кодекса.
Согласно ч. 1 ст. 37 ГПК РФ способность своими действиями осуществлять процессуальные права, выполнять процессуальные обязанности и поручать ведение дела в суде представителю (гражданская процессуальная дееспособность) принадлежит в полном объеме гражданам, достигшим возраста восемнадцати лет, и организациям.
В пункте 16 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 декабря 2017 г. № 56 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных со взысканием алиментов» разъяснено, что требование о взыскании средств на содержание несовершеннолетнего ребенка может быть предъявлено в суд до достижения ребенком возраста восемнадцати лет либо до приобретения им полной дееспособности в результате эмансипации или вступления в брак (п. 2 ст. 21, п. 1 ст. 27 ГК РФ).
Если на момент подачи в суд заявления ребенок достиг возраста восемнадцати лет либо приобрел полную дееспособность до достижения указанного возраста в результате эмансипации или вступления в брак, судья отказывает в принятии заявления (абзац первый ч. 3 ст. 125, п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ), а если исковое производство по делу возбуждено, суд прекращает производство по делу в соответствии с абзацем вторым ст. 220 ГПК РФ.
Иск подан представителем М. На момент подачи данного иска С. Е. исполнилось 18 лет, в связи с чем после указанной даты М. не имела полномочий подавать иск в интересах совершеннолетней, полностью дееспособной внучки.
В силу положений ч. 1 ст. 86 СК РФ, предусматривающей порядок участия родителей в дополнительных расходах на детей, при отсутствии соглашения и при наличии исключительных обстоятельств (тяжелой болезни, увечья несовершеннолетних детей или нетрудоспособных совершеннолетних нуждающихся детей, необходимости оплаты постороннего ухода за ними и других обстоятельств) каждый из родителей может быть привлечен судом к участию в несении дополнительных расходов, вызванных этими обстоятельствами.
Согласно п. 38 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 декабря 2017 г. № 56 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных со взысканием алиментов» иски о взыскании алиментов на нетрудоспособных нуждающихся в помощи совершеннолетних детей (п. 1 ст. 85 СК РФ) могут быть предъявлены самими совершеннолетними, а если они в установленном законом порядке признаны недееспособными, – лицами, назначенными их опекунами.
Следует иметь в виду, что трудоспособные дети старше восемнадцати лет, обучающиеся по очной форме по основным образовательным программам в организациях, осуществляющих образовательную деятельность, не относятся к лицам, имеющим право на алименты на основании указанной нормы.
В пункте 40 указанного выше Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации разъяснено, что исходя из смысла ст. 86 СК РФ родители, с которых взысканы алименты на несовершеннолетних детей или на нетрудоспособных совершеннолетних нуждающихся в помощи детей, могут быть привлечены судом к участию в несении дополнительных расходов на указанных детей, вызванных исключительными обстоятельствами.
К таким обстоятельствам относятся, например, тяжелая болезнь, увечье несовершеннолетних или нетрудоспособных совершеннолетних нуждающихся детей, требующие, в частности, оплаты постороннего ухода за детьми, иных расходов, необходимых для излечения или поддержания здоровья детей, а также для их социальной адаптации и интеграции в общество (расходы на протезирование, на приобретение лекарств, специальных средств для ухода, передвижения или обучения и т. п).
Судами не учтено, что алиментные обязательства в отношении дочери С. Е. ответчиком выполнены в полном объеме и прекращены с достижением ею 18-летнего возраста, действующим семейным законодательством не предусмотрена обязанность родителей содержать совершеннолетних трудоспособных детей, в том числе и обучающихся по очной форме в организациях, осуществляющих образовательную деятельность.
Определение № 18-КГ19-87
9. Установление факта утраты лицом попечения родителей допускается в судебном порядке, поскольку имеет юридическое значение для определения лицу в возрасте до 18 лет статуса ребенка, оставшегося без попечения родителей в целях предоставления ему прав, связанных с реализацией гарантий по социальной поддержке.
Орган опеки и попечительства в интересах несовершеннолетней Ф. обратился в суд с заявлением об установлении факта отсутствия родительского попечения.
В обоснование заявления орган опеки и попечительства указал, что несовершеннолетняя Ф., 23 апреля 2005 года рождения, с ноября 2008 г. проживает на территории Российской Федерации в отсутствие родителей и находится под опекой своей тети П. на основании Постановления районной администрации от 13 июля 2010 г. Сведения об отце ребенка в свидетельстве о рождении отсутствуют. Мать несовершеннолетней Ф., проживающая в г. Ош Республики Кыргызстан, уклоняется от воспитания своей дочери и от защиты ее прав и интересов, не заботится о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии и не содержит ее. По мнению органа опеки и попечительства, установление факта отсутствия родительского попечения необходимо для определения социально-правового статуса несовершеннолетней, включения в реестр на получение жилого помещения, а также для возможности получения государственной поддержки.
Оставляя заявление без рассмотрения, суд первой инстанции исходил из того, что между субъектами правоотношения возник спор о праве, который подлежит рассмотрению в порядке искового производства. По мнению суда первой инстанции, ссылка заявителя в обоснование требования об установлении факта отсутствия родительского попечения на уклонение матери от выполнения обязанности родителя является основанием для предъявления иска о лишении родительских прав.
Суд также указал, что установление указанного факта необходимо заявителю для последующего решения вопроса о праве несовершеннолетней на получение льгот и помощи, предусмотренных действующим законодательством, то есть связано с последующим разрешением спора о праве, подведомственного суду.
Суд апелляционной инстанции, оставляя вышеуказанное судебное постановление без изменения, дополнительно указал, что установление статуса Ф. как ребенка, оставшегося без попечения родителей, возможно в административном порядке с момента внесения сведений о ребенке в журнал первичного учета таких детей, включения в государственный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, в связи с чем факт отсутствия попечения родителей не может быть установлен в судебном порядке.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся по делу судебные постановления и направила материал для рассмотрения в суд первой инстанции со стадии принятия заявления к производству, указав следующее.
В силу ч. 1 ст. 264 ГПК РФ суд устанавливает факты, от которых зависит возникновение, изменение, прекращение личных или имущественных прав граждан, организаций.
В соответствии со ст. 267 ГПК РФ в заявлении об установлении факта, имеющего юридическое значение, должно быть указано, для какой цели заявителю необходимо установить данный факт, а также должны быть приведены доказательства, подтверждающие невозможность получения заявителем надлежащих документов или невозможность восстановления утраченных документов.
Из содержания приведенных положений процессуального закона следует, что одним из обязательных условий для установления факта, имеющего юридическое значение, является указание заявителем цели, для которой необходимо установить данный факт в судебном порядке, а именно – зависит ли от установления указанного факта возникновение, изменение, прекращение личных или имущественных прав граждан.
При обращении в суд орган опеки и попечительства в качестве правовых последствий установления факта отсутствия родительского попечения указывал на определение социально-правового статуса несовершеннолетней как ребенка, оставшегося без попечения родителей, с целью получения от органов государственной власти дополнительных гарантий по социальной поддержке.
Согласно абзацу третьему ст. 1 Федерального закона от 21 декабря 1996 г. № 159-ФЗ «О дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» (далее – Федеральный закон от 21 декабря 1996 г. № 159-ФЗ) дети, оставшиеся без попечения родителей, – это лица в возрасте до 18 лет, которые остались без попечения единственного родителя или обоих родителей, в том числе в связи с установлением судом факта утраты лицом попечения родителей, уклонением родителей от воспитания своих детей или от защиты их прав и интересов.
Таким образом, установление факта утраты попечения родителей допускается в судебном порядке, поскольку имеет юридическое значение для определения лицу в возрасте до 18 лет статуса ребенка, оставшегося без попечения родителей для предоставления ему прав, связанных с реализацией гарантий по социальной поддержке.
В соответствии со ст. 2 Федерального закона от 21 декабря 1996 г. № 159-ФЗ этот закон регулирует отношения, возникающие в связи с предоставлением и обеспечением органами государственной власти дополнительных гарантий по социальной защите прав детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, лиц из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, а также лиц, потерявших в период обучения обоих родителей или единственного родителя.
Из статьи 10 Федерального закона от 21 декабря 1996 г. № 159-ФЗ следует, что за защитой своих прав дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, а равно их законные представители, опекуны (попечители), органы опеки и попечительства и прокурор вправе обратиться в установленном порядке в соответствующие суды Российской Федерации.
Таким образом, целью определения статуса несовершеннолетнего как ребенка, оставшегося без попечения родителей, является предоставление ему возможности реализовать в установленном законом порядке дополнительные гарантии по социальной защите.
Защита прав детей, оставшихся без попечения родителей, в соответствии с законом осуществляется только в случае их нарушения.
В связи с этим выводы суда первой инстанции о том, что установление судом факта утраты лицом до 18 лет попечения родителей связано с разрешением спора о праве, не основаны на законе.
Судебная коллегия не согласилась и с выводом суда апелляционной инстанции о невозможности установления в судебном порядке статуса Ф. как ребенка, оставшегося без попечения родителей, поскольку в соответствии со ст. 121 СК РФ, п. 8 Порядка формирования, ведения и использования государственного банка данных о детях, оставшихся без попечения родителей, утвержденного Минобрнауки России от 17 февраля 2015 г. № 101, решение суда об установлении факта отсутствия родительского попечения над ребенком относится к документам, свидетельствующим об обстоятельствах утраты (отсутствия) попечения его родителей (единственного родителя) и являющимся основанием для регистрации органом опеки и попечительства данных о ребенке в журнале первичного учета детей, оставшихся без попечения родителей.
Определение № 74-КГ19-8
10. Доходы от предпринимательской деятельности относятся к общему имуществу супругов.
Фактическое перечисление денежных средств на счет одного из супругов после расторжения брака не изменяет режим общего имущества супругов и не лишает бывшего супруга права на получение части этих средств при их разделе.
С. обратилась в суд с иском к К. о разделе совместно нажитого имущества – дохода от осуществляемой К. экономической деятельности в качестве индивидуального предпринимателя, связанной в том числе с выполнением работ и оказанием услуг по договорам, заключенным с обществом.
Судом установлено и из материалов дела следует, что 15 апреля 2008 г. между С. и К. заключен брак, который расторгнут решением суда от 1 декабря 2016 г.
Согласно платежным поручениям и выпискам по операциям общества на счет К. перечислены денежные средства по договорам, заключенным ИП К. и этим обществом в период с 1 октября 2011 г. по 22 сентября 2014 г.
Стороны не оспаривали, что брачные отношения, совместное проживание и ведение общего хозяйства между ними фактически прекращены 1 августа 2015 г.
Разрешая спор и отказывая С. в удовлетворении исковых требований о разделе общего имущества супругов, суд первой инстанции указал на то, что спорные денежные средства являются доходом ИП К., полученным им после фактического прекращения между сторонами брачных отношений, поэтому данный доход является личной собственностью К. и разделу между бывшими супругами не подлежит. Доказательств того, что обязательства по договорам, во исполнении которых общество перечислило ИП К. денежные средства в размере 10 903 842 руб., возникли в интересах семьи, истцом не представлено. То обстоятельство, что указанные истцом денежные средства были получены ответчиком К. за работы и услуги, оказанные ИП К. обществу до 1 августа 2015 г., то есть в период фактических брачных отношений с С., правового значения, по мнению суда первой инстанции, для дела не имеет, поскольку семейное законодательство не связывает возникновение режима общей собственности супругов в отношении имущества, которое не приобреталось ими в браке. Кроме того, доказательств того, что денежные средства, которые являлись предметом договоров, использовались супругами в имущественных отношениях между собой для личных или семейных нужд, то есть представляли собой их совместную собственность, истцом не представлено. Спорные денежные средства являются доходом ИП К., полученным в процессе предпринимательской деятельности после прекращения между сторонами семейных отношений, данное имущество не является совместно нажитым имуществом супругом, поскольку в совместную собственность супругов входят только предпринимательские доходы, передаваемые в бюджет семьи, остальные доходы от предпринимательской деятельности являются собственностью супруга-предпринимателя.
С указанными доводами согласился суд апелляционной инстанции, указав на то, что доказательств, подтверждающих, что обязательства по договорам, во исполнение которых общество перечислило ИП К. указанные денежные средства, возникли в интересах семьи, не представлено.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что выводы судебных инстанций сделаны с существенным нарушением норм материального права.
В силу п. 1 ст. 34 СК РФ имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью.
К имуществу, нажитому супругами во время брака (общему имуществу супругов), согласно п. 2 названной выше статьи относятся в том числе доходы каждого из супругов от предпринимательской деятельности.
В статье 2 ГК РФ определено, что предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг.
В соответствии с разъяснениями, данными в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. № 15 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака», общей совместной собственностью супругов, подлежащей разделу (пп. 1 и 2 ст. 34 СК РФ), является любое нажитое ими в период брака движимое и недвижимое имущество, которое в силу ст. 128, 129, пп. 1 и 2 ст. 213 ГК РФ может быть объектом права собственности граждан независимо от того, на имя кого из супругов или кем из супругов оно было приобретено или кем внесены денежные средства, если брачным договором между ними не установлен иной режим этого имущества.
Положения ст. 128 ГК РФ относят к объектам гражданских прав в том числе имущественные права, к которым на основании положений ст. 8, п. 1 ст. 307, п. 2 ст. 308, ст. 328 данного кодекса относится и право на получение встречного предоставления с контрагента.
В пункте 57 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2016 г. № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении» разъяснено, что встречным признается исполнение обязательства одной из сторон, которое обусловлено исполнением другой стороной своих обязательств, вне зависимости от того, предусмотрели ли стороны очередность исполнения своих обязанностей (п. 1 ст. 328 ГК РФ).
Согласно п. 1 ст. 423 ГК РФ договор, по которому сторона должна получить плату или иное встречное предоставление за исполнение своих обязанностей, является возмездным.
Применительно к приведенным положениям ст. 2 вышеназванного кодекса такая плата (иное встречное предоставление) и будет являться доходом от предпринимательской деятельности.
Таким образом, исходя из приведенных норм материального права и разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации обстоятельством, имеющим значение для правильного разрешения данного дела, является период времени, когда у ИП К. возникло право на получение встречного предоставления (денежных средств) по сделкам, которое истец полагает общим имуществом супругов.
Обращаясь в суд с данным иском, С. ссылалась на то, что согласно имеющимся в материалах дела банковским выпискам по счету, принадлежащему обществу, банковским выпискам по счетам клиента К., копиям платежных поручений К. после 1 августа 2015 г. получил от общества за период с 1 августа 2015 г. по 31 декабря 2016 г. денежные средства в сумме 10 903 842 руб., при этом оплата обществом произведена за работы и услуги, оказанные до 1 августа 2015 г., то есть в период брака и совместного проживания и ведения общего хозяйства с С.
Ответчиком не оспаривалось, что спорные денежные средства являлись доходом от предпринимательской деятельности, осуществляемой К. в период брака, и были получены ответчиком после прекращения брачных отношений. Факт наличия кредиторской задолженности по обязательствам общества перед ИП К. на момент прекращения фактических брачных отношений между сторонами также не оспаривался ответчиком и подтвержден представленными в материалы дела доказательствами – выписками по банковским счетам общества и К., назначениями платежей в платежных поручениях.
При указанных обстоятельствах ссылки судов на то, что спорные денежные средства являются доходом ИП К., полученным им после фактического прекращения между сторонами брачных отношений, поэтому данный доход является личной собственностью К. и разделу между бывшими супругами не подлежит, основаны на ошибочном толковании норм материального права.
Суждение суда об отсутствии доказательств того, что обязательства по договорам, во исполнение которых общество перечислило ИП К. денежные средства в размере 10 903 842 руб., возникли в интересах семьи, как основание для отказа в иске также подлежат отклонению. В соответствии со ст. 34 СК РФ презюмируется, что доходы от предпринимательской деятельности относятся к общему имуществу супругов.
Поскольку предпринимательская деятельность осуществлялась в период брака С. и К. и условия данной деятельности предусматривали поступление от нее дохода, фактическое перечисление денежных средств на счет ответчика после прекращения брака с истцом не изменяет их режим общего имущества супругов и не лишает бывшего супруга права на получение части этих средств при их разделе на основании ст. 38, 39 СК РФ.
При новом рассмотрении дела суду следует учесть изложенное и разрешить дело в соответствии с установленными по делу обстоятельствами и требованиями закона, в частности, в соответствии с требованиями ч. 2 ст. 56 ГПК РФ определить совокупный размер дохода ИП К. за юридически значимый период времени по сделкам, на которые ссылается истец, с учетом соответствующих затрат, понесенных индивидуальным предпринимателем в процессе получения предпринимательской деятельности, бремя доказывания размера которых в силу ч. 1 ст. 56 ГПК РФ должно быть возложено на ответчика.
Определение № 78-КГ19-41
11. Установление работнику, являющемуся инвалидом I или II группы, сокращенной продолжительности рабочего времени является обязанностью работодателя и не обусловлено наличием волеизъявления такого работника.
Ш. 30 мая 2018 г. обратилась в суд с иском к федеральному казенному учреждению здравоохранения «Медико-санитарная часть Министерства внутренних дел Российской Федерации по Астраханской области» (далее – МСЧ МВД России по Астраханской области) и просила взыскать с ответчика оплату за сверхурочную работу за период с 13 августа 2013 г. по 13 февраля 2018 г. в размере 51 197 руб. 85 коп., доплату за работу во вредных условиях труда за период с 13 октября 2015 г. по 13 февраля 2018 г. в размере 4 121 руб. 20 коп., материальную помощь в размере 7 629 руб. 44 коп., компенсацию за несвоевременную оплату труда в размере 19 933 руб. 39 коп., компенсацию морального вреда в размере 50 000 руб. и расходы на оплату услуг представителя в размере 5 000 руб.
Судом установлено и следует из материалов дела, что Ш. с 5 марта 1968 г. на основании трудового договора работала в МСЧ МВД России по Астраханской области сначала в должности санитарки стационара медслужбы хозяйственного отдела, с 1 декабря 2008 г. – в должности санитарки физиотерапевтического кабинета амбулаторно-поликлинического отделения.
13 августа 2013 г. бюро № 4 – филиала федерального казенного учреждения «Главное бюро медико-социальной экспертизы по Астраханской области» (далее – бюро № 4 – филиала ФКУ «Главное бюро медико-социальной экспертизы по Астраханской области») Ш. была установлена II группа инвалидности на срок до 1 сентября 2014 г.
12 августа 2014 г. врачебная комиссия МСЧ МВД России по Астраханской области направила Ш. на медико-социальную экспертизу.
19 августа 2014 г. по результатам проведения медико-социальной экспертизы бюро № 4 – филиала ФКУ «Главное бюро медико-социальной экспертизы по Астраханской области» Ш. установлена II группа инвалидности бессрочно.
В группе кадров МСЧ МВД России по Астраханской области с 2014 г. имелись данные о наличии у Ш. II группы инвалидности.
26 ноября 2014 г. между МСЧ МВД России по Астраханской области в лице его начальника и Ш. заключено дополнительное соглашение к трудовому договору, в соответствии с п. 3 которого продолжительность ежедневной работы Ш. составляет 8 часов. При этом режим работы (рабочие дни, выходные дни, время начала и окончания работы) предусматривался графиком работы, правилами внутреннего трудового распорядка и данным дополнительным соглашением.
В октябре 2015 г. в МСЧ МВД России по Астраханской области была проведена специальная оценка условий труда рабочих мест.
Согласно карте специальной оценки условий труда от 5 октября 2015 г. № 20 и сводной ведомости результатов проведения специальной оценки условий труда рабочих мест в МСЧ МВД России по Астраханской области от 13 октября 2015 г. условия труда санитарки в физиотерапевтическом кабинете отнесены к вредным – 3 класс подкласс 3.2 (вредные условия труда 2 степени).
По результатам проведенной в 2017 г. в МСЧ МВД России по Астраханской области специальной оценки условий труда на рабочем месте санитарки в физиотерапевтическом кабинете было установлено, что условия труда являются вредными – 3 класс подкласс 3.1 (вредные условия труда 1 степени). При этом указано на невозможность применения труда инвалидов во вредных условиях.
13 февраля 2018 г. Ш. обратилась к начальнику МСЧ МВД России по Астраханской области с заявлением об оказании ей материальной помощи.
Решение об оказании материальной помощи Ш. работодателем не было принято.
Приказом начальника МСЧ МВД России по Астраханской области от 14 февраля 2018 г. № 59-у прекращен трудовой договор с Ш. и она уволена с работы 14 февраля 2018 г. по п. 8 ч. 1 ст. 77 ТК РФ в связи с отсутствием у работодателя работы, необходимой работнику в соответствии с медицинским заключением.
12 марта 2018 г. между работодателем МСЧ МВД России по Астраханской области в лице начальника и работниками МСЧ МВД России по Астраханской области в лице их представителя заключено дополнительное соглашение к коллективному договору МСЧ МВД России по Астраханской области на 2016 – 2019 гг. от 2 августа 2016 г. № 36, п. 1 которого предусмотрена доплата за работу во вредных условиях труда санитарке в физиотерапевтическом кабинете в размере 4% к окладу.
Решением суда, оставленным без изменения апелляционным определением, в удовлетворении исковых требований Ш. отказано.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что состоявшиеся по делу судебные акты приняты с нарушением норм действующего законодательства.
1. Конвенцией о правах инвалидов (заключена в г. Нью-Йорке 13 декабря 2006 г., ратифицирована Российской Федерацией 25 октября 2012 г.) признается право инвалидов на труд наравне с другими, оно включает право на получение возможности зарабатывать себе на жизнь трудом, который инвалид свободно выбрал или на который он свободно согласился, в условиях, когда рынок труда и производственная среда являются открытыми, инклюзивными и доступными для инвалидов. Государства-участники обеспечивают и поощряют реализацию права на труд, в том числе теми лицами, которые получают инвалидность во время трудовой деятельности, путем принятия, в том числе в законодательном порядке, надлежащих мер, направленных, в частности, на защиту прав инвалидов наравне с другими на справедливые и благоприятные условия труда, включая равные возможности и равное вознаграждение за труд равной ценности, безопасные и здоровые условия труда, включая защиту от домогательств, и удовлетворение жалоб (пп. «b» п. 1 ст. 27 названной конвенции).
Конституция Российской Федерации провозглашает Россию социальным государством, в котором охраняются труд и здоровье людей, обеспечивается государственная поддержка инвалидов и пожилых граждан, устанавливаются государственные пенсии, пособия и иные гарантии социальной защиты (ст. 7), гарантируются равенство прав и свобод человека и гражданина (ст. 19), социальное обеспечение по возрасту, в случае болезни, инвалидности и в иных случаях, предусмотренных законом (ст. 39, ч. 1).
Исходя из общепризнанных принципов и норм международного права и в соответствии с Конституцией Российской Федерации одним из основных принципов правового регулирования трудовых отношений и иных непосредственно связанных с ними отношений признается обеспечение права каждого работника на справедливые условия труда, в том числе на условия труда, отвечающие требованиям безопасности и гигиены, права на отдых, включая ограничение рабочего времени, предоставление ежедневного отдыха, выходных и нерабочих праздничных дней, оплачиваемого ежегодного отпуска (абзацы первый и пятый ст. 2 ТК РФ).
Коллективные договоры, соглашения, трудовые договоры не могут содержать условий, ограничивающих права или снижающих уровень гарантий работников по сравнению с установленными трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права. Если такие условия включены в коллективный договор, соглашение или трудовой договор, то они не подлежат применению (ч. 2 ст. 9 ТК РФ).
В силу ч. 3 ст. 11 ТК РФ все работодатели (физические и юридические лица независимо от их организационно-правовых форм и форм собственности) в трудовых и иных непосредственно связанных с ними отношениях с работниками обязаны руководствоваться положениями трудового законодательства и иных актов, содержащих нормы трудового права.
Работодатель обязан соблюдать трудовое законодательство и иные нормативные правовые акты, содержащие нормы трудового права, локальные нормативные акты, условия коллективного договора, соглашений и трудовых договоров; обеспечивать безопасность и условия труда, соответствующие государственным нормативным требованиям охраны труда (абзацы первый, второй, четвертый ч. 2 ст. 22 ТК РФ).
Государство гарантирует работникам защиту их права на труд в условиях, соответствующих требованиям охраны труда. Условия труда, предусмотренные трудовым договором, должны соответствовать требованиям охраны труда (чч. 1 и 2 ст. 220 ТК РФ).
Согласно ст. 224 ТК РФ в случаях, предусмотренных данным кодексом, другими федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации, работодатель обязан: соблюдать установленные для отдельных категорий работников ограничения на привлечение их к выполнению работ с вредными и (или) опасными условиями труда, к выполнению работ в ночное время, а также к сверхурочным работам; осуществлять перевод работников, нуждающихся по состоянию здоровья в предоставлении им более легкой работы, на другую работу в соответствии с медицинским заключением, выданным в порядке, установленном федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации, с соответствующей оплатой; устанавливать перерывы для отдыха, включаемые в рабочее время; создавать для инвалидов условия труда в соответствии с индивидуальной программой реабилитации; проводить другие мероприятия.
В силу ч. 1 ст. 91 ТК РФ рабочее время – время, в течение которого работник в соответствии с правилами внутреннего трудового распорядка и условиями трудового договора должен исполнять трудовые обязанности, а также иные периоды времени, которые в соответствии с данным кодексом, другими федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации относятся к рабочему времени.
Нормальная продолжительность рабочего времени не может превышать 40 часов в неделю (ч. 2 ст. 91 ТК РФ).
Сверхурочная работа оплачивается за первые два часа работы не менее чем в полуторном размере, за последующие часы – не менее чем в двойном размере. Конкретные размеры оплаты за сверхурочную работу могут определяться коллективным договором, локальным нормативным актом или трудовым договором. По желанию работника сверхурочная работа вместо повышенной оплаты может компенсироваться предоставлением дополнительного времени отдыха, но не менее времени, отработанного сверхурочно (ч. 1 ст. 152 ТК РФ).
В статье 92 ТК РФ перечислены категории работников, для которых устанавливается сокращенная продолжительность рабочего времени.
Так, сокращенная продолжительность рабочего времени устанавливается для работников, являющихся инвалидами I или II группы, – не более 35 часов в неделю (абзац четвертый ч. 1 ст. 92 ТК РФ).
Федеральный закон от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» (далее – Федеральный закон от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ) определяет государственную политику в области социальной защиты инвалидов в Российской Федерации, целью которой является обеспечение инвалидам равных с другими гражданами возможностей в реализации гражданских, экономических, политических и других прав и свобод, предусмотренных Конституцией Российской Федерации, а также в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации (преамбула данного закона).
Частью 3 ст. 23 Федерального закона от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ для инвалидов I и II групп устанавливается сокращенная продолжительность рабочего времени – не более 35 часов в неделю с сохранением полной оплаты труда.
Из приведенных положений Конвенции о правах инвалидов, Конституции Российской Федерации и законодательства Российской Федерации следует, что государство гарантирует работникам право на справедливые условия труда, в том числе на условия труда, отвечающие требованиям безопасности и гигиены, право на отдых, включая ограничение рабочего времени. Инвалидам в области трудовых отношений установлены повышенные гарантии, обеспечивающие реализацию ими права на труд наравне с другими работниками. Одной из таких гарантий является сокращенная продолжительность рабочего времени не более 35 часов в неделю, предусмотренная для инвалидов I или II группы. Работодатель обязан соблюдать трудовое законодательство и иные нормативные правовые акты, содержащие нормы трудового права, соответственно, установление работнику, являющемуся инвалидом I или II группы, сокращенной продолжительности рабочего времени (не более 35 часов в неделю) – входит в обязанности работодателя.
Судебные инстанции неправильно истолковали нормы материального права, регулирующие отношения по обеспечению инвалидам равных с другими возможностей в реализации трудовых прав, не применили положения ТК РФ об обязанности работодателя соблюдать трудовое законодательство и пришли к ошибочному выводу об отсутствии оснований для возложения на работодателя обязанности произвести Ш. (как инвалиду II группы) оплату за переработку сверх установленной продолжительности рабочего времени за период с 13 августа 2013 г. по 13 февраля 2018 г., которая в соответствии со ст. 152 ТК РФ подлежит оплате в повышенном размере.
Судебные инстанции не учли, что работодатель (МСЧ МВД России по Астраханской области), зная в 2014 г. о наличии у Ш. II группы инвалидности и располагая документами, подтверждающими данное обстоятельство, в нарушение требований абзаца четвертого ч. 1 ст. 92 ТК РФ и ч. 3 ст. 23 Федерального закона от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ не установил Ш. сокращенную продолжительность рабочего времени, вследствие чего она с учетом продолжительности рабочего времени 40 часов в неделю, установленного трудовым договором в редакции дополнительного соглашения от 26 ноября 2014 г., еженедельно перерабатывала по 5 часов.
Ссылка судебных инстанций на то, что для установления сокращенной продолжительности рабочего времени как инвалиду II группы Ш. должна была обратиться к работодателю, представив индивидуальную программу реабилитации инвалида с рекомендациями о противопоказанных и допустимых для нее условиях и видах труда, не основана на законе. По смыслу ст. 92 ТК РФ и ст. 23 Федерального закона от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ установление работнику, являющемуся инвалидом I или II группы, сокращенной продолжительности рабочего времени является императивной обязанностью работодателя и не обусловлено наличием волеизъявления такого работника, вопреки мнению суда апелляционной инстанции, ошибочно полагавшего, что Ш., являясь инвалидом II группы, свое право на сокращенную продолжительность рабочего времени не реализовала.
Доводы судебных инстанций, приведенные в обоснование вывода об отказе в удовлетворении требования Ш. о взыскании оплаты за сверхурочную работу, о том, что при заключении с работодателем 26 ноября 2014 г. дополнительного соглашения к трудовому договору Ш. не возражала против установления в нем ежедневной продолжительности рабочего времени – 8 часов (40 часов в неделю), противоречат положениям ч. 2 ст. 9 ТК РФ, предусматривающим, что трудовые договоры не могут содержать условий, ограничивающих права или снижающих уровень гарантий работников по сравнению с установленными трудовым законодательством и иными нормативными актами, содержащими нормы трудового права.
Учитывая, что в дополнительное соглашение к трудовому договору, заключенное 26 ноября 2014 г. между МСЧ МВД России по Астраханской области в лице его начальника и Ш., включено условие о продолжительности ежедневной работы Ш. 8 часов (40 часов в неделю), снижающее уровень установленной законодательством гарантии работника – инвалида II группы на сокращенную продолжительность рабочего времени (35 часов в неделю), такое условие дополнительного соглашения к трудовому договору в силу ч. 2 ст. 9 ТК РФ не подлежит применению.
2. Неправомерным признан и вывод судебных инстанций об отказе в удовлетворении требования Ш. о взыскании с МСЧ МВД России по Астраханской области в ее пользу доплаты за работу во вредных условиях труда со ссылкой на то, что дополнительное соглашение к коллективному договору МСЧ МВД России по Астраханской области на 2016-2019 гг. от 2 августа 2016 г. № 36, предусмотревшее данную выплату, заключено 12 марта 2018 г. и распространяется только на действующих работников ответчика, к числу которых истец, уволенная с работы 14 февраля 2018 г., не относится.
В ТК РФ для лиц, осуществляющих трудовую деятельность во вредных условиях, предусмотрен комплекс компенсационных мер, направленных на ослабление негативного воздействия на здоровье вредных факторов производственной среды и трудового процесса, в числе которых повышенная оплата труда (ч. 1 ст. 147 ТК РФ).
Минимальный размер повышения оплаты труда работникам, занятым на работах с вредными и (или) опасными условиями труда, составляет 4 процента тарифной ставки (оклада), установленной для различных видов работ с нормальными условиями труда (ч. 2 ст. 147 ТК РФ).
Постановлением Правительства Российской Федерации от 5 августа 2008 г. № 583 «О введении новых систем оплаты труда работников федеральных бюджетных учреждений и федеральных государственных органов, а также гражданского персонала воинских частей, учреждений и подразделений федеральных органов исполнительной власти, в которых законом предусмотрена военная и приравненная к ней служба, оплата труда которых в настоящее время осуществляется на основе единой тарифной сетки по оплате труда работников федеральных государственных учреждений» утверждено Положение об установлении систем оплаты труда работников федеральных бюджетных учреждений.
В целях реализации в системе МВД России Постановления Правительства Российской Федерации от 5 августа 2008 г. № 583 Приказом МВД России от 27 августа 2008 г. № 751 (действовал в период возникновения спорных отношений и утратил силу с 19 августа 2019 г. в связи с изданием приказа МВД России от 13 июля 2019 г. № 480 «Вопросы оплаты труда гражданского персонала органов, организаций и подразделений системы МВД России») установлены для гражданского персонала воинских частей, учреждений и подразделений системы МВД России, оплата труда которого в настоящее время осуществляется на основе Единой тарифной сетки по оплате труда работников федеральных государственных учреждений, новые системы оплаты труда в соответствии с названным постановлением (п. 1 приказа).
Данным приказом утверждены Условия, размеры и порядок осуществления выплат компенсационного характера гражданскому персоналу воинских частей, учреждений и подразделений системы МВД России (приложение № 3, далее также – Условия).
Согласно этим условиям выплаты компенсационного характера, размеры и условия их осуществления устанавливаются коллективными договорами, соглашениями, локальными нормативными актами в соответствии с трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права. При этом размеры выплат компенсационного характера не могут быть ниже размеров, установленных в соответствии с законодательством. Гражданскому персоналу устанавливаются выплаты компенсационного характера, в частности, работникам, занятым на тяжелых работах, работах с вредными и (или) опасными и иными особыми условиями труда. Выплаты компенсационного характера устанавливаются к окладам (должностным окладам, тарифным ставкам) в виде надбавок, доплат, если иное не установлено законодательными и нормативными правовыми актами Российской Федерации.
В соответствии с пп. 1.1 Условий гражданскому персоналу, занятому на работах с тяжелыми и вредными, особо тяжелыми и особо вредными условиями труда, за исключением гражданского персонала, указанного в пп. 1.3, устанавливаются доплаты в следующих размерах:
– за работу в тяжелых и вредных условиях труда – до 12 процентов оклада;
– за работу в особо тяжелых и особо вредных условиях труда – до 24 процентов оклада.
Конкретные размеры доплат определяются по результатам проведенной специальной оценки условий труда в соответствии с перечнями работ с тяжелыми и вредными, особо тяжелыми и особо вредными условиями труда и утверждаются приказом руководителя.
Как установлено судебными инстанциями, в октябре 2015 г. в МСЧ МВД России по Астраханской области была проведена специальная оценка условий труда, по результатам которой условия труда санитарки в физиотерапевтическом кабинете отнесены к вредным – 3 класс подкласс 3.2 (вредные условия труда 2 степени).
Проведенной в 2017 г. в МСЧ МВД России по Астраханской области специальной оценкой условий труда условия труда на рабочем месте санитарки в физиотерапевтическом кабинете также были признаны вредными – 3 класс подкласс 3.1 (вредные условия труда 1 степени). При этом указано на невозможность применения труда инвалидов во вредных условиях.
Между тем судебные инстанции при разрешении исковых требований Ш. о взыскании с МСЧ МВД России по Астраханской области в ее пользу доплаты за работу во вредных условиях труда оставили без внимания подлежащие применению к спорным отношениям нормы материального права, предусматривающие повышенную оплату труда гражданскому персоналу воинских частей, учреждений, организаций и подразделений системы МВД России, занятому на работах в том числе с вредными условиями труда, вследствие чего неправомерно отказали в удовлетворении ее исковых требований о взыскании с ответчика указанной доплаты.
Сославшись на заключенное 12 марта 2018 г. дополнительное соглашение к коллективному договору МСЧ МВД России по Астраханской области на 2016 – 2019 гг. от 2 августа 2016 г. № 36, предусмотревшее в новой редакции приложения № 6 (Перечень профессий, должностей, имеющих право на надбавку к должностному окладу за вредные условия) повышенную оплату труда для санитарки, занятой в физиотерапевтическом кабинете, судебные инстанции не учли положения ранее действовавшего приложения № 6 к указанному коллективному договору, которым был предусмотрен перечень профессий, должностей, имеющих право на 15-процентную надбавку к должностному окладу за вредные условия труда, а также положения коллективного договора МСЧ МВД России по Астраханской области на 2013 – 2016 гг., действовавшего в период работы Ш. в МСЧ МВД России по Астраханской области, п. 5.2 которого были установлены компенсационные выплаты работникам за работу с вредными и (или) опасными условиями труда (рентгенкабинет, лаборатория, ЦГСЭН, УЗИ, физиотерапевтическое отделение, дерматовенерологический кабинет, эндоскопический кабинет) (приложение № 3). При этом коллективный договор МСЧ МВД России по Астраханской области на 2016 – 2019 гг. от 2 августа 2016 г. № 36 и приложение № 6 к нему (в редакции, действовавшей до 12 марта 2018 г.), как и приложение № 3 к коллективному договору МСЧ МВД России по Астраханской области на 2013 – 2016 гг., в материалах дела отсутствуют, предметом исследования судебных инстанций они не являлись.
Кроме того, судебными инстанциями в нарушение требований ст. 67 ГПК РФ не дана оценка представленной истцом в материалы дела копии выписки из акта внеплановой проверки отдельных вопросов финансово-хозяйственной деятельности МСЧ МВД России по Астраханской области от 30 июня 2018 г., в котором отмечены нарушения, допущенные МСЧ МВД России по Астраханской области в отношении санитарки физиотерапевтического отделения Ш. В частности, в акте указано на то, что в 2015 г. условия труда на рабочем месте Ш. были отнесены к вредным, при этом предусмотренная пп. 1.1 Условий, размеров и порядка осуществления выплат компенсационного характера гражданскому персоналу воинских частей, учреждений и подразделений системы МВД России (приложение № 3 к приказу МВД России от 27 августа 2008 г. № 751) ежемесячная надбавка к должностному окладу за вредные условия труда ей не назначалась и не выплачивалась.
3. Судебные инстанции, делая вывод об отсутствии оснований для удовлетворения требования Ш. о взыскании материальной помощи, исходили из того, что данная выплата не носит стимулирующий или компенсационный характер, не является элементом оплаты труда, решения о выплате Ш. материальной помощи начальником МСЧ МВД России по Астраханской области не принималось. При этом судебные инстанции не указали в судебных постановлениях законы и иные нормативные правовые акты, которыми руководствовались и которые подлежат применению к спорным отношениям сторон, не учли, что Приказом МВД России от 27 августа 2008 г. № 751 утвержден Порядок формирования и использования фонда оплаты труда гражданского персонала воинских частей, учреждений и подразделений системы МВД России (приложение № 5), п. 6 которого предусмотрено, что из фонда оплаты труда работникам может быть оказана материальная помощь. Решение об оказании материальной помощи и о ее конкретных размерах принимает руководитель учреждения на основании письменного заявления работника.
Аналогичное положение содержит п. 5.5 коллективного договора МСЧ МВД России по Астраханской области на 2013 – 2016 гг.
Однако конкретные обстоятельства, касающиеся наличия у Ш. права на оказание материальной помощи применительно к Порядку формирования и использования фонда оплаты труда гражданского персонала воинских частей, учреждений и подразделений системы МВД России (утвержденному Приказом МВД России от 27 августа 2008 г. № 751) и положениям коллективного договора МСЧ МВД России по Астраханской области на 2013 – 2016 гг., коллективного договора МСЧ МВД России по Астраханской области на 2016 – 2019 гг. от 2 августа 2016 г. № 36, судебными инстанциями не устанавливались. Оставлена без внимания судов первой и апелляционной инстанций также копия выписки из акта внеплановой проверки отдельных вопросов финансово-хозяйственной деятельности МСЧ МВД России по Астраханской области от 30 июня 2018 г. с указанием на допущенные МСЧ МВД России по Астраханской области нарушения в части отказа в выплате Ш. материальной помощи, за оказанием которой она обращалась к начальнику МСЧ МВД России по Астраханской области с соответствующим заявлением. В связи с этим заслуживающим внимания является довод кассационной жалобы Ш. о том, что она в подтверждение своей позиции по иску ссылалась на выписку из акта внеплановой проверки отдельных вопросов финансово-хозяйственной деятельности МСЧ МВД России по Астраханской области от 30 июня 2018 г. как в суде первой, так и в суде апелляционной инстанции, однако суды данный документ не исследовали и результат его оценки в судебных постановлениях не отразили, а потому вывод судебных инстанций об отказе в удовлетворении исковых требований Ш. в том числе о взыскании материальной помощи является неправомерным.
4. С учетом допущенных работодателем нарушений трудовых прав Ш. на получение доплаты за работу во вредных условиях труда, оплаты за сверхурочную работу, оказание материальной помощи подлежали разрешению судебными инстанциями требования истца о взыскании компенсации за несвоевременную оплату труда и возмещении морального вреда в соответствии со ст. 236, 237 ТК РФ, предусматривающими материальную ответственность работодателя за задержку выплаты заработной платы и других выплат, причитающихся работнику, и возмещение морального вреда, причиненного работнику неправомерными действиями или бездействием работодателя, что судами первой и апелляционной инстанций сделано не было.
Определение № 25-КГ19-7
12. Действующим законодательством запрещается необоснованный отказ инвалиду в приеме на работу на квотируемые рабочие места.
К. 30 августа 2017 г. обратился в суд с иском к акционерному обществу «Институт Оргэнергострой» (далее также – АО «Институт Оргэнергострой», организация, работодатель) о признании отказа в трудоустройстве на работу незаконным, об обязании принять на работу, о взыскании заработной платы.
Судом установлено и следует из материалов дела, что К. является инвалидом III группы, зарегистрирован в целях поиска подходящей работы с 30 сентября 2016 г. и состоит на учете в Центре занятости населения г. Москвы как безработный.
С 25 октября 2010 г. К. является получателем пенсии по инвалидности, о чем ему выдано удостоверение.
Согласно дипломам о высшем образовании, выданным 12 июля 1985 г. и 18 января 2010 г., К. соответственно были присвоены квалификации инженера-электрика и инженера по специальности «Теплогазоснабжение и вентиляция».
В трудовой книжке К. содержится информация о его трудовой деятельности начиная с 1985 г. на различных должностях, в том числе – ведущего инженера, а с августа 2008 г. по 31 августа 2015 г. – в должностях ведущего инженера и главного инженера в организациях.
АО «Институт Оргэнергострой» в Центр занятости населения г. Москвы направлены сведения о наличии свободного места, квотируемого для трудоустройства инвалидов, – вакантной должности ведущего инженера – с должностным окладом 50 000 руб.
14 февраля 2017 г. отделом трудоустройства «Автозаводский» Государственного казенного учреждения г. Москвы «Центр занятости населения г. Москвы» (далее – отдел трудоустройства «Автозаводский» Центра занятости населения г. Москвы) К. выдано направление на работу в АО «Институт Оргэнергострой» с рекомендацией на должность по профессии (специальности) ведущего инженера. В направлении была указана должность К. по последнему месту работы – инженер-проектировщик 2 категории со стажем работы в этой должности 6 месяцев 14 дней. В направлении также содержалась просьба письменно сообщить о принятом решении по предложенной кандидатуре.
К. на работу в АО «Институт Оргэнергострой» на должность ведущего инженера принят не был, результат рассмотрения кандидатуры К. в направлении на работу представителем АО «Институт Оргэнергострой» не указан.
29 мая 2017 г. К. вновь получил направление на работу в АО «Институт Оргэнергострой» с рекомендацией на должность по профессии (специальности) ведущего инженера от отдела трудоустройства «Севастопольский» Государственного казенного учреждения г. Москвы «Центр занятости населения г. Москвы» (далее – отдел трудоустройства «Севастопольский» Центра занятости населения г. Москвы).
По результатам рассмотрения кандидатуры К. 31 мая 2017 г. начальником отдела кадров АО «Институт Оргэнергострой» в направлении на работу сделана отметка о том, что с ним проведено собеседование, вопрос на рассмотрении руководства.
Однако на работу в АО «Институт Оргэнергострой» К. принят не был.
К. обратился в суд с данным иском, считая отказ в приеме на работу незаконным и имеющим дискриминационный характер, поскольку причины отклонения его кандидатуры на замещение вакантной должности представителем АО «Институт Оргэнергострой» в направлениях на работу заполнены не были, письменный отказ в принятии на работу ему не выдали, сотрудник АО «Институт Оргэнергострой» К. устно сообщил о том, что он не принят на работу в АО «Институт Оргэнергострой» в связи с отсутствием вакантных мест.
Разрешая спор и отказывая К. в удовлетворении исковых требований, суд исходил из того, что отказ АО «Институт Оргэнергострой» в заключении трудового договора с К. не имеет дискриминационного характера и не нарушает его права, а связан с недостаточным опытом работы К., несоответствием личностных и деловых качеств К. требованиям, установленным в должностной инструкции ведущего инженера АО «Институт Оргэнергострой», профессиональным стандартом для должности инженера-проектировщика. При этом судом первой инстанции было учтено, что согласно выданному К. направлению на работу стаж работы К. по профессии (специальности) в должности инженера-проектировщика 2 категории (класса) составляет всего 6 месяцев 14 дней.
Судом первой инстанции также приняты во внимание пояснения представителя АО «Институт Оргэнергострой» о непредоставлении К. при трудоустройстве документов, подтверждающих его квалификацию, трудовой книжки и страхового свидетельства и показания свидетеля Г., занимающего должность начальника электротехнического отдела АО «Институт Оргэнергострой», о том, что по результатам собеседования его не устроила квалификация К.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции и их правовым обоснованием.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала выводы судов первой и апелляционной инстанций основанными на неправильном применении норм материального и процессуального права, отменила состоявшиеся по делу судебные постановления и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Согласно абзацу пятому ч. 2 ст. 16 ТК РФ в случаях и порядке, которые установлены трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права, или уставом (положением) организации, трудовые отношения возникают на основании трудового договора в результате направления на работу уполномоченными в соответствии с федеральным законом органами в счет установленной квоты.
Правовые, экономические и организационные основы государственной политики содействия занятости населения, в том числе гарантии государства по реализации конституционных прав граждан Российской Федерации на труд и социальную защиту от безработицы, определены Законом Российской Федерации от 19 апреля 1991 г. № 1032-1 «О занятости населения в Российской Федерации» (далее также – Закон «О занятости населения в Российской Федерации»).
В соответствии с абзацем шестым п. 2 ст. 5 Закона «О занятости населения в Российской Федерации» государственная политика в области содействия занятости населения направлена на осуществление мероприятий, способствующих занятости граждан, испытывающих трудности в поиске работы, в частности, инвалидов. Статьей 13 Закона «О занятости населения в Российской Федерации» установлено, что государство обеспечивает дополнительные гарантии гражданам, испытывающим трудности в поиске работы, в том числе путем установления квоты для приема на работу инвалидов. Квота для приема на работу инвалидов устанавливается в соответствии с Федеральным законом от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации».
Исходя из нормативных положений ст. 15 Закона «О занятости населения в Российской Федерации» контроль за обеспечением государственных гарантий в области занятости населения осуществляет государственная служба занятости населения, включающая: 1) уполномоченный Правительством Российской Федерации федеральный орган исполнительной власти (Министерство труда и социальной защиты населения Российской Федерации и Федеральная служба по труду и занятости (Роструд); 2) органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации, осуществляющие полномочия в области содействия занятости населения и переданное полномочие по осуществлению социальных выплат гражданам, признанным в установленном порядке безработными; 3) государственные учреждения службы занятости населения.
В силу абзаца третьего п. 3 ст. 25 Закона «О занятости населения в Российской Федерации» работодатели обязаны ежемесячно представлять органам службы занятости информацию о наличии свободных рабочих мест и вакантных должностей, созданных или выделенных рабочих местах для трудоустройства инвалидов в соответствии с установленной квотой для приема на работу инвалидов, включая информацию о локальных нормативных актах, содержащих сведения о данных рабочих местах, выполнении квоты для приема на работу инвалидов.
При приеме на работу гражданина, направленного службой занятости, работодатель в пятидневный срок возвращает в службу занятости направление с указанием дня приема гражданина на работу. В случае отказа в приеме на работу гражданина, направленного службой занятости, работодатель делает в направлении службы занятости отметку о дне явки гражданина и причине отказа в приеме на работу и возвращает направление гражданину (п. 5 ст. 25 Закона «О занятости населения в Российской Федерации»).
В статье 20 Федерального закона от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» предусмотрено, что инвалидам предоставляются гарантии трудовой занятости путем проведения специальных мероприятий, способствующих повышению их конкурентоспособности на рынке труда: установление в организациях независимо от организационно-правовых форм и форм собственности квоты для приема на работу инвалидов и минимального количества специальных рабочих мест для инвалидов.
Работодателям, численность работников которых превышает 100 человек, законодательством субъекта Российской Федерации устанавливается квота для приема на работу инвалидов в размере от 2 до 4 процентов среднесписочной численности работников. Работодателям, численность работников которых составляет не менее чем 35 человек и не более чем 100 человек, законодательством субъекта Российской Федерации может устанавливаться квота для приема на работу инвалидов в размере не выше 3 процентов среднесписочной численности работников (ч. 1 ст. 21 Федерального закона от 24 ноября 1995 г. № 181-ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации»).
Статьей 5.42 КоАП РФ предусмотрена ответственность за нарушение прав инвалидов в области трудоустройства и занятости. Так, неисполнение работодателем обязанности по созданию или выделению рабочих мест для трудоустройства инвалидов в соответствии с установленной квотой для приема на работу инвалидов, а также отказ работодателя в приеме на работу инвалида в пределах установленной квоты влечет наложение административного штрафа на должностных лиц в размере от 5 тыс. до 10 тыс. руб. (ч. 1 названной статьи).
Правовые, экономические и организационные основы квотирования рабочих мест в г. Москве для приема на работу инвалидов регламентируются Законом г. Москвы от 22 декабря 2004 г. № 90 «О квотировании рабочих мест», а также Положением о квотировании рабочих мест в г. Москве, утвержденным Постановлением Правительства Москвы от 4 августа 2009 г. № 742-ПП (далее – Положение о квотировании рабочих мест в г. Москве).
Квотирование рабочих мест в г. Москве осуществляется на основании Конституции Российской Федерации, федеральных законов и иных нормативных правовых актов Российской Федерации, Устава г. Москвы, Закона города Москвы от 22 декабря 2004 г. № 90 «О квотировании рабочих мест» и иных правовых актов города Москвы (ст. 1 названного закона).
В части 1 ст. 2 Закона г. Москвы от 22 декабря 2004 г. № 90 «О квотировании рабочих мест» определено, что квотирование рабочих мест осуществляется для инвалидов, признанных таковыми федеральными учреждениями медико-социальной экспертизы, в порядке и на условиях, установленных Правительством Российской Федерации.
Работодатели независимо от организационно-правовых форм и форм собственности организаций, за исключением общественных объединений инвалидов и образованных ими организаций, в том числе хозяйственных товариществ и обществ, уставный (складочный) капитал которых состоит из вклада общественного объединения инвалидов, организуют в г. Москве квотируемые рабочие места за счет собственных средств (ч. 2 ст. 2 Закона г. Москвы от 22 декабря 2004 г. № 90 «О квотировании рабочих мест»).
Согласно ч. 2 ст. 4 Закона г. Москвы от 22 декабря 2004 г. № 90 «О квотировании рабочих мест» работодатели в соответствии с установленной квотой обязаны создавать или выделять рабочие места для трудоустройства инвалидов. Выполнением квоты для приема на работу считается: в отношении инвалидов – трудоустройство работодателем инвалидов, имеющих рекомендации к труду, подтвержденное заключением трудового договора, действие которого в текущем месяце составило не менее 15 дней (п. 1 ч. 3 Закона г. Москвы от 22 декабря 2004 г. № 90 «О квотировании рабочих мест»).
В соответствии с Положением о территориальном органе Федеральной службы по труду и занятости – Государственной инспекции труда в г. Москве, утвержденным Приказом Федеральной службы по труду и занятости от 31 марта 2017 г. № 232, Государственная инспекция труда в г. Москве осуществляет на территории г. Москвы федеральный государственный надзор за соблюдением трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права, контроль за обеспечением государственных гарантий в области занятости населения в части социальной поддержки безработных граждан.
В силу п. 2.10 Положения о квотировании рабочих мест в г. Москве в целях проверки выполнения работодателями условий квотирования рабочих мест для инвалидов Департаментом труда и социальной защиты населения г. Москвы осуществляется надзор и контроль за приемом на работу инвалидов в пределах установленной квоты с правом проведения проверок, выдачи обязательных для исполнения предписаний и составления протоколов. Аналогичные полномочия закреплены за Департаментом труда и социальной защиты населения г. Москвы в п. 4.11.1 Положения о Департаменте труда и социальной защиты населения г. Москвы, утвержденного Постановлением Правительства Москвы от 8 сентября 2015 г. № 566-ПП.
Обращаясь в суд с иском, К. ссылался на то, что отказ АО «Институт Оргэнергострой» в приеме его на работу является незаконным, ущемляет его права как инвалида, что недопустимо, и эти права подлежат защите.
Статьей 3 ТК РФ запрещается дискриминация в сфере труда. Каждый имеет равные возможности для реализации своих трудовых прав.
Лица, считающие, что они подверглись дискриминации в сфере труда, вправе обратиться в суд с заявлением о восстановлении нарушенных прав, возмещении материального вреда и компенсации морального вреда (ч. 4 ст. 3 ТК РФ).
Нормам ст. 3 ТК РФ корреспондируют требования ст. 64 ТК РФ, запрещающей необоснованный отказ в заключении трудового договора.
В пункте 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации» разъяснено, что при рассмотрении споров, связанных с отказом в приеме на работу, необходимо иметь в виду, что труд свободен и каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию, а также иметь равные возможности при заключении трудового договора без какой-либо дискриминации, то есть какого бы то ни было прямого или косвенного ограничения прав или установления прямых или косвенных преимуществ при заключении трудового договора в зависимости от пола, расы, цвета кожи, национальности, языка, происхождения, имущественного, семейного, социального и должностного положения, возраста, места жительства (в том числе наличия или отсутствия регистрации по месту жительства или пребывания), а также других обстоятельств, не связанных с деловыми качествами работников, за исключением случаев, предусмотренных федеральным законом (ст. 19, 37 Конституции Российской Федерации, ст. 2, 3, 64 ТК РФ, ст. 1 Конвенции Международной организации труда № 111 1958 г. о дискриминации в области труда и занятий, ратифицированной Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1961 г). При этом необходимо учитывать, что запрещается отказывать в заключении трудового договора по обстоятельствам, носящим дискриминационный характер (абзацы первый, второй п. 10 названного Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации).
Поскольку действующее законодательство содержит лишь примерный перечень причин, по которым работодатель не вправе отказать в приеме на работу лицу, ищущему работу, вопрос о том, имела ли место дискриминация при отказе в заключении трудового договора, решается судом при рассмотрении конкретного дела. Если судом будет установлено, что работодатель отказал в приеме на работу по обстоятельствам, связанным с деловыми качествами данного работника, такой отказ является обоснованным (абзацы четвертый и пятый п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации»).
Под деловыми качествами работника следует, в частности, понимать способности физического лица выполнять определенную трудовую функцию с учетом имеющихся у него профессионально-квалификационных качеств (например, наличие определенной профессии, специальности, квалификации), личностных качеств работника (например, состояние здоровья, наличие определенного уровня образования, опыт работы по данной специальности, в данной отрасли) (абзац шестой п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации»).
Понятия квалификации работника и профессионального стандарта содержится в ст. 195.1 ТК РФ. Квалификация работника – уровень знаний, умений, профессиональных навыков и опыта работы работника. Профессиональный стандарт – характеристика квалификации, необходимой работнику для осуществления определенного вида профессиональной деятельности, в том числе выполнения определенной трудовой функции.
Приказом Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации от 9 ноября 2017 г. № 777 утверждены Методические рекомендации по выявлению признаков дискриминации инвалидов при решении вопросов занятости (далее – Методические рекомендации).
В пункте 2 Методических рекомендаций предусмотрено, что при решении вопросов занятости инвалидов необходимо учитывать следующее:
а) прямая дискриминация в отношении инвалидов при решении вопросов занятости выражается в не связанном с деловыми качествами инвалида отказе в приеме на работу и продвижении по службе, в профессиональной ориентации и обучении (переподготовке), трудоустройстве преимущественно на низкоквалифицированные и низкооплачиваемые рабочие места;
б) косвенная дискриминация представляет собой требования, которые формально являются едиными для всех, но фактически ставят в неравное положение инвалидов. Косвенная дискриминация имеет место, когда положения локальных нормативных актов (нормативных предписаний) работодателя и практика их применения создают условия, препятствующие или ограничивающие выполнение работы инвалидом по сравнению с другими работниками.
В соответствии с п. 3 Методических рекомендаций основными формами возможного проявления дискриминации являются, в частности, отказ в приеме на работу на основании наличия у претендента инвалидности; наличие при приеме на работу избыточных требований, не связанных с трудовой деятельностью инвалида и направленных на его исключение из числа претендентов на вакантную должность или работу.
В пункте 10 Методических рекомендаций определено, что органом службы занятости осуществляется государственная функция надзора и контроля за приемом на работу инвалидов в пределах установленной квоты и их закреплением (Приказ Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации от 30 апреля 2013 г. № 181н «Об утверждении федерального государственного стандарта государственной функции надзора и контроля за приемом на работу инвалидов в пределах установленной квоты с правом проведения проверок, выдачи обязательных для исполнения предписаний и составления протоколов»).
Из приведенных нормативных положений следует, что законодатель, предоставляя для инвалидов дополнительные гарантии занятости, которые обеспечиваются, в частности, путем установления квоты в организациях независимо от организационно-правовых форм и форм собственности для приема таких граждан на работу, закрепил определенный правовой механизм реализации этой гарантии, предусматривающий в том числе обязанность работодателя представить органам службы занятости информацию о выполнении квоты для приема на работу инвалида. В случае отказа в приеме на работу гражданина, направленного государственным учреждением службы занятости, работодатель обязан указать письменно в направлении службы занятости причину отказа в приеме на работу и возвратить это направление гражданину.
Действующим законодательством запрещается необоснованный отказ в заключении трудового договора. При заключении трудового договора не допускается какое бы то ни было прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ, не связанных с деловыми качествами работника, под которыми понимаются способности физического лица выполнять определенную трудовую функцию с учетом имеющихся у него профессионально-квалификационных качеств (например, наличие определенной профессии, специальности, квалификации). Основными формами возможного проявления дискриминации при трудоустройстве инвалида являются, в частности, отказ в приеме на работу на основании наличия у претендента инвалидности или предъявление работодателем при приеме на работу инвалида избыточных к нему требований, не связанных с его квалификацией и направленных на его исключение из числа претендентов на вакантную должность или работу. За необоснованный отказ работодателя в приеме инвалида на работу в пределах установленной квоты предусмотрена административная ответственность соответствующего должностного лица. Контроль за обеспечением государственных гарантий в области занятости населения осуществляет государственная служба занятости населения. На территории г. Москвы федеральный государственный надзор за соблюдением трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права, и контроль за обеспечением государственных гарантий в области занятости населения в части социальной поддержки безработных граждан осуществляет Государственная инспекция труда г. Москвы, надзор и контроль за приемом на работу инвалидов в пределах установленной квоты с правом проведения проверок, выдачи обязательных для исполнения предписаний и составления протоколов – Департамент труда и социальной защиты населения г. Москвы.
Нормы права, регулирующие отношения по трудоустройству инвалидов на квотируемые рабочие места, судами первой и апелляционной инстанций при рассмотрении исковых требований К. не применены, а нормы ТК РФ, устанавливающие запрет на необоснованный отказ в заключении трудового договора, и разъяснения Постановления Пленума Верховного Суда по данному вопросу применены неправильно. Вследствие этого спор по иску К. разрешен с нарушением норм права, регулирующих спорные отношения, при неустановлении обстоятельств, имеющих значение для дела.
В соответствии с ч. 2 ст. 56, ч. 1 ст. 67, ч. 1 ст. 196 ГПК РФ по данному делу для решения вопроса о том, являлся ли отказ в приеме К. на квотированное рабочее место для инвалида на должность ведущего инженера АО «Институт Оргэнергострой» неправомерным и не носил ли данный отказ дискриминационный характер, юридически значимыми, подлежащими определению и установлению с учетом исковых требований К., их обоснования, возражений на них ответчика и регулирующих спорные отношения норм материального права являлись следующие обстоятельства:
– какая информация о вакантных должностях была представлена АО «Институт Оргэнергострой» в Центр занятости населения г. Москвы в счет установленной квоты для приема на работу инвалидов;
– какие квалификационные требования были предъявлены АО «Институт Оргэнергострой» к вакантной должности ведущего инженера, на которую Центр занятости населения г. Москвы дважды направлял К. для трудоустройства в счет установленной квоты для приема на работу инвалидов; соответствовал ли К. предъявленным требованиям (квалификация, трудовой стаж, опыт работы) для трудоустройства на вакантную должность ведущего инженера в АО «Институт Оргэнергострой»;
– проводил ли 16 февраля 2017 г. уполномоченный сотрудник АО «Институт Оргэнергострой» с К. собеседование в связи с направлением отдела трудоустройства «Автозаводский» Центра занятости населения г. Москвы от 14 февраля 2017 г. по вопросу трудоустройства К. на должность ведущего инженера; какие документы запрашивались работодателем у К. для прохождения собеседования и по какой причине К. не был принят на работу по этому направлению;
– был ли уполномочен начальник электротехнического отдела АО «Институт Оргэнергострой» на проведение 31 мая 2017 г. собеседования с К. по направлению на работу отдела трудоустройства «Севастопольский» Центра занятости населения г. Москвы от 29 мая 2017 г. по вопросу трудоустройства К. на должность ведущего инженера и на оценку соответствия профессиональных и личных данных К. требованиям, предъявляемым к кандидатам для замещения вакантной должности ведущего инженера в АО «Институт Оргэнергострой»; по какой причине К. не был принят на работу по данному направлению;
– были ли соблюдены работодателем в отношении К. требования законодательства о письменном информировании гражданина о причинах отказа в приеме на работу (в данном случае на квотируемое рабочее место для инвалида).
Судебные инстанции при рассмотрении исковых требований К. в результате неправильного применения норм материального права и нарушения норм процессуального права не определили и не установили названные обстоятельства, имеющие значение для дела, не дали оценки имеющимся по делу доказательствам, как это предписывает процессуальный закон (ст. 67 ГПК РФ).
Суды первой и апелляционной инстанций, изложив в судебных постановлениях доводы К., приведенные в исковом заявлении, и обстоятельства, по его мнению, их подтверждающие, эти обстоятельства не установили, по существу исковые требования К., основанные на этих доводах, не рассмотрели.
Вместо выяснения всех обстоятельств, имеющих значение для разрешения дела, судебные инстанции, делая вывод о правомерности отказа в приеме К. на работу в АО «Институт Оргэнергострой», сослались лишь на непредставление К. при собеседовании необходимых документов, подтверждающих его квалификацию и на недостаточный стаж работы К. в должности инженера-проектировщика 2 категории, указанный в направлении на работу отдела трудоустройства «Автозаводский» Центра занятости населения г. Москвы. Однако судебными инстанциями не учтено, что продолжительность стажа работы К. – 6 месяцев 14 дней – была указана в направлении на работу Центра занятости населения г. Москвы по последней занимаемой им должности инженера-проектировщика 2 категории, при этом судебными инстанциями не исследовались данные трудовой книжки К. о его общем трудовом стаже, в том числе стаже по должностям ведущего инженера и инженера-проектировщика.
Кроме того, при выяснении причин отказа К. в принятии его на работу в АО «Институт Оргэнергострой» на квотированное рабочее место для инвалида судебными инстанциями не принято во внимание, что в ходе судебного разбирательства в суде первой инстанции представителем АО «Институт Оргэнергострой» назывались различные причины отказа в приеме К. на работу.
Приведенные обстоятельства не были проверены судами первой и апелляционной инстанций и им не дана правовая оценка, как того требуют нормативные предписания ст. 67 ГПК РФ, и эти обстоятельства обоснованно могли быть расценены К. как проявление в отношении его дискриминации при трудоустройстве по квоте для инвалида на вакантную должность ведущего инженера в АО «Институт Оргэнергострой» и, соответственно, нарушение его конституционного права на труд.
Таким образом, выводы судебных инстанций о том, что отказ АО «Институт Оргэнергострой» в заключении трудового договора с К. не имеет дискриминационного характера и не нарушает его права, поскольку связан с недостаточным опытом работы К., несоответствием личностных и деловых качеств К. требованиям, установленным в должностной инструкции по должности ведущего инженера АО «Институт Оргэнергострой» и профессиональном стандарте для должности инженера-проектировщика, являются неправомерными, сделанными с существенным нарушением норм материального и процессуального права при неправильном определении обстоятельств, имеющих значение для дела, и несоответствии выводов судов, изложенных в судебных постановлениях, фактическим обстоятельствам дела.
По мнению Судебной коллегии, изложенное свидетельствует о формальном подходе судебных инстанций к рассмотрению настоящего дела, в котором разрешался спор, связанный с реализацией инвалидом права на труд, что привело к нарушению задач и смысла гражданского судопроизводства, установленных ст. 2 ГПК РФ, и права К. на справедливую, компетентную, полную и эффективную судебную защиту, гарантированную каждому ст. 8 Всеобщей декларации прав человека, п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, п. 1 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, а также ч. 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации.
Определение № 5-КГ19-71
13. Если допущенное работодателем нарушение трудовых прав носит длящийся характер, исковые требования могут быть предъявлены работником в течение всего срока неисполнения работодателем своей обязанности.
Б. 4 апреля 2018 г. обратилась в суд с иском к ИП Д. о возмещении заработной платы, в котором просила взыскать компенсацию за несвоевременную выдачу трудовой книжки, возместить затраты на оборудование, инструменты, механизмы и доставку товара, взыскать компенсацию морального вреда, возвратить трудовую книжку с внесением в нее записи о периоде работы у ИП Д.
Из материалов дела усматривается, что Б. обратилась в суд с иском к ИП Д., ссылаясь на то, что она с 19 мая по 7 декабря 2017 г. работала у ИП Д. с организацией работы по вязанию изделий на дому, однако после прекращения трудовых отношений до даты обращения в суд ее трудовая книжка ей не возвращена.
В материалы дела истцом Б. представлены заявления от работника (валяльщицы носков и варежек Б.) на имя Д. от 18 и 25 декабря 2017 г., на имя ИП Д. от 11 и 19 января 2018 г. с просьбой о выдаче экземпляра трудового договора и ее трудовой книжки, переданной при оформлении на работу 19 мая 2017 г. Д.
10 января 2018 г. Б. обратилась к руководителю государственной инспекции труда с заявлением о нарушении трудовых прав.
В ответе государственного инспектора труда (по правовым вопросам) от 29 января 2018 г. Б. сообщено о том, что у ИП Д. проведена проверка соблюдения трудового законодательства Российской Федерации. Б. также разъяснено право на обращение в суд с исковым заявлением.
2 марта 2018 г. Б. обратилась в суд с иском к ИП Д. о возмещении заработной платы, в котором просила в том числе о возврате трудовой книжки ответчиком и возмещении материального ущерба.
Определением судьи от 5 марта 2018 г. исковое заявление Б. к ИП Д. о возмещении заработной платы оставлено без движения в связи с тем, что истцом не предоставлен расчет цены иска, расчет компенсации за несвоевременную выдачу трудовой книжки, расчет компенсации затрат на инструменты, механизмы, доставку товара.
Определением судьи от 23 марта 2018 г. исковое заявление Б. к ИП Д. о возмещении заработной платы возвращено Б. на основании ч. 2 ст. 136 ГПК РФ (невыполнение указаний судьи, перечисленных в определении от 5 марта 2018 г).
4 апреля 2018 г. Б. вновь обратилась в суд с тем же иском к ИП Д.
В предварительном судебном заседании 11 мая 2018 г. суд первой инстанции в соответствии с ч. 6 ст. 152 ГПК РФ пришел к выводу об отказе в удовлетворении исковых требований Б. Суд первой инстанции исходил из того, что истцом пропущен предусмотренный ч. 1 ст. 392 ТК РФ трехмесячный срок на обращение в суд за разрешением индивидуального трудового спора, о применении последствий пропуска которого заявлено стороной ответчика, поскольку о нарушении своих прав Б. узнала 7 декабря 2017 г., а в суд с иском обратилась 4 апреля 2018 г., трехмесячный срок обращения в суд за защитой нарушенных прав истек 7 марта 2018 г.
Суд первой инстанции также указал, что доводов об уважительности причин пропуска срока на обращение в суд за разрешением индивидуального трудового спора Б. в судебном заседании не представлено.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции и их обоснованием.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что выводы судебных инстанций об отказе Б. в удовлетворении ее исковых требований со ссылкой на пропуск истцом срока обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора основаны на неправильном толковании и применении норм материального права, а также сделаны с существенным нарушением норм процессуального права, указав следующее.
Исходя из общепризнанных принципов и норм международного права и в соответствии с Конституцией Российской Федерации основными принципами правового регулирования трудовых отношений и иных непосредственно связанных с ними отношений признаются, в частности, обеспечение права каждого на защиту государством его трудовых прав и свобод, включая судебную защиту; обеспечение права на разрешение индивидуальных и коллективных трудовых споров (ст. 2 ТК РФ).
В статье 381 ТК РФ установлено, что индивидуальный трудовой спор – неурегулированные разногласия между работодателем и работником по вопросам применения трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права, коллективного договора, соглашения, локального нормативного акта, трудового договора (в том числе об установлении или изменении индивидуальных условий труда), о которых заявлено в орган по рассмотрению индивидуальных трудовых споров. Индивидуальным трудовым спором признается спор между работодателем и лицом, ранее состоявшим в трудовых отношениях с этим работодателем, а также лицом, изъявившим желание заключить трудовой договор с работодателем, в случае отказа работодателя от заключения такого договора.
Индивидуальные трудовые споры рассматриваются комиссиями по трудовым спорам и судами (ст. 382 ТК РФ).
Сроки обращения работника в суд за разрешением индивидуального трудового спора установлены ст. 392 ТК РФ.
В части 1 ст. 392 ТК РФ предусмотрено, что работник имеет право обратиться в суд за разрешением индивидуального трудового спора в течение трех месяцев со дня, когда он узнал или должен был узнать о нарушении своего права, а по спорам об увольнении – в течение одного месяца со дня вручения ему копии приказа об увольнении либо со дня выдачи трудовой книжки.
За разрешением индивидуального трудового спора о невыплате или неполной выплате заработной платы и других выплат, причитающихся работнику, он имеет право обратиться в суд в течение одного года со дня установленного срока выплаты указанных сумм, в том числе в случае невыплаты или неполной выплаты заработной платы и других выплат, причитающихся работнику при увольнении (ч. 2 ст. 392 ТК РФ).
При пропуске по уважительным причинам сроков, установленных чч. 1, 2 и 3 ст. 392 ТК РФ, они могут быть восстановлены судом (ч. 4 ст. 392 ТК РФ).
В абзаце пятом п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации» (далее также – постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2) разъяснено, что в качестве уважительных причин пропуска срока обращения в суд могут расцениваться обстоятельства, препятствовавшие данному работнику своевременно обратиться с иском в суд за разрешением индивидуального трудового спора (например, болезнь истца, нахождение его в командировке, невозможность обращения в суд вследствие непреодолимой силы, необходимость осуществления ухода за тяжелобольными членами семьи).
Разъяснения по вопросам пропуска работником срока на обращение в суд содержатся в п. 16 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 мая 2018 г. № 15 «О применении судами законодательства, регулирующего труд работников, работающих у работодателей – физических лиц и у работодателей – субъектов малого предпринимательства, которые отнесены к микропредприятиям» (далее также – постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 мая 2018 г. № 15).
Эти разъяснения не были приняты во внимание судом апелляционной инстанции, рассматривавшим дело по апелляционной жалобе Б. 1 октября 2018 г.
Между тем Пленум Верховного Суда Российской Федерации в Постановлении от 29 мая 2018 г. № 15 разъяснил следующее: «Судам необходимо учитывать, что при пропуске работником срока, установленного статьей 392 ТК РФ, о применении которого заявлено ответчиком, такой срок может быть восстановлен судом при наличии уважительных причин (часть четвертая статьи 392 ТК РФ). В качестве уважительных причин пропуска срока для обращения в суд могут расцениваться обстоятельства, объективно препятствовавшие работнику своевременно обратиться в суд за разрешением индивидуального трудового спора, как то: болезнь работника, нахождение его в командировке, невозможность обращения в суд вследствие непреодолимой силы, необходимости осуществления ухода за тяжелобольными членами семьи и т. п.
К уважительным причинам пропуска срока на обращение в суд за разрешением индивидуального трудового спора может быть также отнесено и обращение работника с нарушением правил подсудности в другой суд, если первоначальное заявление по названному спору было подано этим работником в установленный статьей 392 ТК РФ срок.
Обратить внимание судов на необходимость тщательного исследования всех обстоятельств, послуживших причиной пропуска работником установленного срока обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора.
Оценивая, является ли то или иное обстоятельство достаточным для принятия решения о восстановлении пропущенного срока, суд не должен действовать произвольно, а обязан проверять и учитывать всю совокупность обстоятельств конкретного дела, не позволивших работнику своевременно обратиться в суд за разрешением индивидуального трудового спора. Например, об уважительности причин пропуска срока на обращение в суд за разрешением индивидуального трудового спора может свидетельствовать своевременное обращение работника с письменным заявлением о нарушении его трудовых прав в органы прокуратуры и (или) в государственную инспекцию труда, которыми в отношении работодателя было принято соответствующее решение об устранении нарушений трудовых прав работника, вследствие чего у работника возникли правомерные ожидания, что его права будут восстановлены во внесудебном порядке.
Обстоятельства, касающиеся причин пропуска работником срока на обращение в суд за разрешением индивидуального трудового спора, и их оценка судом должны быть отражены в решении (часть 4 статьи 198 ГПК РФ)».
Из норм трудового законодательства и разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по их применению следует, что работникам, не реализовавшим свое право на обращение в суд в установленный законом срок по уважительным причинам, этот срок может быть восстановлен в судебном порядке. Перечень уважительных причин, при наличии которых пропущенный срок для обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора может быть восстановлен судом, законом не установлен. Приведенный в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации перечень уважительных причин пропуска срока обращения в суд исчерпывающим не является.
Соответственно, с учетом положений ст. 392 ТК РФ в системной взаимосвязи с требованиями ст. 2 (о задачах гражданского судопроизводства), 56, 67, 71 (о доказательствах и доказывании, оценке доказательств) ГПК РФ суд, оценивая, является ли то или иное обстоятельство достаточным для принятия решения о восстановлении работнику пропущенного срока для обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора, не должен действовать произвольно, а обязан проверять и учитывать всю совокупность обстоятельств конкретного дела, не позволивших лицу своевременно обратиться в суд за разрешением индивидуального трудового спора.
При рассмотрении судом первой инстанции в предварительном судебном заседании в порядке ч. 6 ст. 152 ГПК РФ исковых требований Б. о взыскании компенсации за несвоевременную выдачу трудовой книжки, компенсации материальных затрат, компенсации морального вреда нормы трудового законодательства и разъяснения по их применению, содержащиеся в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2, не были учтены, равно как и судом апелляционной инстанции, который также не принял во внимание разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 мая 2018 г. № 15.
Признавая неуважительными причины пропуска Б. предусмотренного ч. 1 ст. 392 ТК РФ трехмесячного срока для обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора, судебные инстанции в нарушение требований ст. 67, 198 ГПК РФ не установили и не приняли во внимание всю совокупность обстоятельств, не позволивших Б. своевременно обратиться с иском в суд.
Так, не получили правовой оценки судебных инстанций следующие обстоятельства. Б. после сообщения ей 7 декабря 2017 г. (представителем работодателя ИП Д.) о том, что в ее услугах не нуждаются, своевременно 10 января 2018 г. обратилась с письменным заявлением о нарушении ее трудовых прав к руководителю государственной инспекции труда, полагая, что ее трудовые права будут восстановлены во внесудебном порядке. Ответ государственной инспекции труда на обращение Б. с разъяснением ее права на обращение в суд с исковым заявлением направлен 29 января 2018 г. Б. 2 марта 2018 г., то есть в пределах трехмесячного срока, обратилась в суд с исковым заявлением к ИП Д. о возмещении заработной платы, в котором просила в том числе о возврате трудовой книжки и возмещении материального ущерба. Данное исковое заявление Б. определением судьи от 5 марта 2018 г. оставлено без движения для устранения недостатков до 19 марта 2018 г. С этим определением судьи она ознакомилась только 22 марта 2018 г. при посещении суда по собственной инициативе ввиду несвоевременного отправления ей судебной корреспонденции. 4 апреля 2018 г., устранив недостатки искового заявления, Б. вновь обратилась в суд с тем же иском к ИП Д.
Приведенные обстоятельства, которые препятствовали обращению Б. в суд в трехмесячный срок за разрешением индивидуального трудового спора, в судебных постановлениях в нарушение требований процессуального закона не изложены, судебными инстанциями во внимание не приняты, в связи с чем вывод о том, что истцом пропущен срок на обращение суд, является неправомерным.
Кроме того, судебные инстанции, применив при рассмотрении исковых требований Б. положения ст. 392 ТК РФ (о сроках обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора), не учли длящийся характер допущенного работодателем нарушения ее прав, сложившийся в результате невыдачи ей работодателем трудовой книжки, что явилось основанием для предъявления Б. исковых требований о возврате трудовой книжки, взыскании компенсации за ее несвоевременную выдачу и о возмещении заработной платы в течение всего срока невыполнения работодателем обязанности совершить определенное действие (в данном случае – выдать трудовую книжку).
Судебная коллегия полагает, что решение судебных инстанций об отказе в удовлетворении исковых требований Б. без исследования иных имеющих значение для дела обстоятельств со ссылкой лишь на пропуск истцом срока для обращения в суд противоречит задачам гражданского судопроизводства, как они определены в ст. 2 ГПК РФ, и создает препятствия для защиты трудовых прав истца и прав на пенсионное обеспечение (трудовая книжка необходима Б. для оформления пенсии), как обоснованно указывает в кассационной жалобе Б. Таким решением нарушается право Б. на справедливую, компетентную, полную и эффективную судебную защиту, гарантированную каждому ст. 8 Всеобщей декларации прав человека, п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, п. 1 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, а также ч. 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации.
Определение № 13-КГ19-3
14. Обращение взыскания на долю должника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью допускается при недостаточности у него иного имущества, на которое можно обратить взыскание для исполнения содержащихся в исполнительном документе требований.
М. обратился в суд к Б. с иском об обращении взыскания на долю в уставном капитале, указывая, что вступившим в законную силу решением суда с ответчика взысканы денежные средства в размере 7 524 536 руб., возбуждено исполнительное производство, которое не окончено. В ходе исполнительного производства с Б. частично взыскана задолженность за счет обращения взыскания на его пенсию, однако оставшаяся сумма в размере 7 465 337 руб. 49 коп. не взыскана. Согласно материалам исполнительного производства, иного имущества, достаточного для исполнения требований исполнительного листа, у Б. не имеется, однако он является единственным учредителем общества с номинальной стоимостью уставного капитала 10 000 руб. На данную долю в уставном капитале истец просил обратить взыскание для исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе.
Решением суда в удовлетворении исковых требований отказано.
При разрешении спора судом установлено, что решением суда от 29 февраля 2016 г. с Б. в пользу М. взысканы 7 524 536 руб., решение вступило в законную силу, выдан исполнительный лист.
25 мая 2016 г. судебным приставом возбуждено исполнительное производство, в рамках которого у должника установлено наличие в собственности жилого дома с земельным участком, находящихся в ипотеке, и транспортного средства, 2001 года выпуска, в отношении которого установлено отсутствие его по месту хранения.
Постановлением судебного пристава-исполнителя от 7 июня 2016 г. обращено взыскание на пенсию должника.
Постановлением судебного пристава-исполнителя от 17 ноября 2016 г. произведен арест имущества, принадлежащего должнику.
При таких обстоятельствах суд пришел к выводу о том, что оснований для удовлетворения требований не имеется, поскольку у ответчика в собственности имеется иное имущество, на которое может быть обращено взыскание по исполнительным документам.
Суд апелляционной инстанции с таким выводом согласился.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации с выводами судов не согласилась по следующим основаниям.
Пленумом Верховного Суда Российской Федерации в пп. 2 и 3 Постановления от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» разъяснено, что решение является законным в том случае, когда оно принято при точном соблюдении норм процессуального права и в полном соответствии с нормами материального права, которые подлежат применению к данному правоотношению, или основано на применении в необходимых случаях аналогии закона или аналогии права (ч. 1 ст. 1, ч. 3 ст. 11 ГПК РФ). Решение является обоснованным тогда, когда имеющие значение для дела факты подтверждены исследованными судом доказательствами, удовлетворяющими требованиям закона об их относимости и допустимости, или обстоятельствами, не нуждающимися в доказывании (ст. 55, 59 – 61, 67 ГПК РФ), а также тогда, когда оно содержит исчерпывающие выводы суда, вытекающие из установленных фактов.
С учетом изложенного правильное рассмотрение дела невозможно без определения и установления всех обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения спора.
В соответствии с ч. 3 ст. 74 Федерального закона от 2 октября 2007 г. № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» (далее – Закон об исполнительном производстве) при недостаточности у должника иного имущества для исполнения содержащихся в исполнительном документе требований взыскание на долю должника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью обращается на основании судебного акта.
Обращение взыскания на долю должника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью производится посредством изменения судом способа исполнения судебного акта на основании соответствующего заявления взыскателя или судебного пристава-исполнителя.
Как следует из разъяснений, изложенных в п. 64 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 ноября 2015 г. № 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства», взыскатель и судебный пристав-исполнитель вправе обратиться в суд с заявлением об изменении способа исполнения судебного акта путем обращения взыскания на долю должника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, долю должника в складочном капитале полного товарищества, коммандитного товарищества, пай должника в производственном кооперативе (ч. 3 ст. 74 Закона об исполнительном производстве). При рассмотрении такого заявления суду необходимо оценить представленные заявителем доказательства об отсутствии у должника иного имущества для исполнения требований исполнительного документа (например, акт, составленный судебным приставом-исполнителем). При подтверждении этого факта суд вправе вынести определение об изменении способа исполнения решения суда и об обращении взыскания на соответствующую долю (пай) должника.
Из содержания приведенных норм и акта их толкования следует, что обращение взыскания на долю должника в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью допускается при недостаточности у него иного имущества, на которое можно обратить взыскание, для исполнения содержащихся в исполнительном документе требований.
При рассмотрении данного спора суд, установив наличие в собственности должника имущества (жилого дома с земельным участком и автомобиля), не исследовал вопрос о том, возможно ли обратить на них взыскание по исполнительному документу, и достаточно ли данного имущества для погашения долга.
Кроме того, рассматривая дело в апелляционном порядке, суд не проверил утверждения должника о том, что в его собственности находится и иное имущество (квартира, два автомобиля), на которое судебным приставом-исполнителем в настоящее время обращено взыскание.
Не дал суд оценки и доводам третьего лица (банка) о том, что долей в уставном капитале общества, принадлежащей Б., обеспечен выданный обществу кредит.
Нарушения, допущенные при принятии решения суда первой инстанции, судом апелляционной инстанции, проверявшим его законность, не устранены.
Определение № 78-КГ19-36 № 2-579/2018
15. С момента введения процедуры наблюдения все требования кредиторов, в том числе и основанные на решении третейского суда, могут быть предъявлены и рассмотрены судом только в рамках дела о банкротстве.
К. обратился в суд к обществу с заявлением о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, указав, что решением третейского суда за ним признано право собственности на нежилое помещение, однако до настоящего времени оно ответчиком не исполнено.
Судом установлено, что 21 мая 2015 г. между К. и обществом заключен договор купли-продажи в отношении недвижимого имущества общей площадью 41,88 кв. м
К. неоднократно обращался к обществу с требованием произвести государственную регистрацию перехода права собственности на приобретенное им нежилое помещение.
Решением третейского суда от 21 января 2016 г. за К. признано право собственности на нежилое помещение общей площадью 41,88 кв. м, а также прекращено право собственности общества на нежилое помещение, расположенное по этому же адресу, общей площадью 281,6 кв. м, с внесением соответствующих записей в ЕГРН.
Определением суда заявление К. о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда от 21 января 2016 г. удовлетворено. Удовлетворяя данное заявление, суд исходил из отсутствия предусмотренных ст. 426 ГПК РФ оснований для отказа в его выдаче.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, рассмотрев кассационную жалобу Н. – конкурсного управляющего общества (ответчика по делу), отменила обжалуемое определение и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В соответствии с ч. 7 ст. 52 Федерального закона от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» со дня вступления в силу данного Закона (1 сентября 2016 г.) нормы Федерального закона от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» (далее – Закон о третейских судах) не применяются, за исключением арбитража, начатого и не завершенного до дня вступления в силу Федерального закона «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации».
Поскольку третейское разбирательство по иску К. к обществу о признании права собственности было начато до дня вступления в силу Федерального закона «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации», при разрешении заявления К. о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда следует руководствоваться положениями Закона о третейских судах.
Согласно ст. 31, 44 Закона о третейских судах исполнение решения третейского суда – обязанность сторон, заключивших третейское соглашение, подлежащая осуществлению добровольно, в порядке и сроки, установленные данным решением.
В соответствии с п. 1 ст. 45 указанного закона, если решение третейского суда не исполнено добровольно в установленный срок, то оно подлежит принудительному исполнению. Принудительное исполнение решения третейского суда осуществляется по правилам исполнительного производства, действующим на момент исполнения решения третейского суда, на основе выданного компетентным судом исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.
В силу ч. 1 ст. 427 ГПК РФ (здесь и далее в редакции, действовавшей до внесения изменений Федеральным законом от 29 декабря 2015 г. № 409-ФЗ) по результатам рассмотрения заявления о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда суд выносит определение о выдаче исполнительного листа или об отказе в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда.
Основания отказа в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда установлены ст. 426 ГПК РФ.
Суд также отказывает в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, если установит, что спор, рассмотренный третейским судом, не может быть предметом третейского разбирательства в соответствии с федеральным законом либо решение третейского суда нарушает основополагающие принципы российского права (ч. 2 ст. 426 ГПК РФ).
На основании ст. 32 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве) дела о несостоятельности (банкротстве) юридических лиц и граждан, в том числе индивидуальных предпринимателей, рассматриваются арбитражным судом и отнесены к специальной подведомственности арбитражных судов ст. 33 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации.
Согласно абзацу седьмому п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве с даты принятия арбитражным судом решения о признании должника банкротом и об открытии конкурсного производства все требования кредиторов по денежным обязательствам, об уплате обязательных платежей, иные имущественные требования, за исключением текущих платежей, указанных в п. 1 ст. 134 названного закона, и требований о признании права собственности, о взыскании морального вреда, об истребовании имущества из чужого незаконного владения, о признании недействительными ничтожных сделок и о применении последствий их недействительности могут быть предъявлены только в ходе конкурсного производства.
Следовательно, с момента открытия арбитражным судом конкурсного производства в отношении должника, выступающего ответчиком в третейском разбирательстве по спору, который в силу закона подлежит рассмотрению арбитражным судом в рамках дела о банкротстве, третейский суд утрачивает компетенцию по его рассмотрению и обязан вынести определение о прекращении третейского разбирательства (ст. 38 Закона о третейских судах).
Если же третейский суд без нарушения компетенции вынес решение по такому спору против ответчика-должника до момента открытия в отношении него конкурсного производства, то после указанного момента подтвержденное этим решением третейского суда требование к должнику о возврате имущества подлежит рассмотрению в ходе конкурсного производства в деле о банкротстве.
В соответствии с п. 1 ст. 131 Закона о банкротстве все имущество должника, имеющееся на дату открытия конкурсного производства и выявленное в ходе конкурсного производства, составляет конкурсную массу.
По смыслу указанных норм с момента введения процедуры наблюдения все требования кредиторов, в том числе и основанные на решении третейского суда, могут быть предъявлены и рассмотрены судом только в рамках дела о банкротстве. Это относится и к заявлению о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, так как оно может быть исполнено только в порядке, установленном законодательством о банкротстве.
Кроме того, как следует из Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 1 (2016) (утвержден Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 13 апреля 2016 г.), в соответствии с пп. 28, 34 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2012 г. № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве», п. 3 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов, об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов № 96 (утвержденного Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации 22 декабря 2005 г.), введение процедур банкротства (наблюдение, конкурсное производство, финансовое оздоровление или внешнее управление) в целях защиты публичных интересов и имущественных интересов третьих лиц – кредиторов должника, находящегося в банкротстве, влечет наступление предусмотренных законом последствий (в том числе возможность предъявления требований кредиторов к должнику по денежным обязательствам и об уплате обязательных платежей только с соблюдением установленного законом порядка; приостановление производств по делам, связанным с взысканием с должника денежных средств; приостановление исполнения исполнительных документов по имущественным взысканиям и др.); лицу, подавшему исковое заявление о взыскании с должника долга по денежным обязательствам или обязательным платежам до даты введения процедуры наблюдения, предоставляется возможность либо остаться в рамках процесса по признанию и приведению в исполнение решения третейского суда, либо обратиться в суд, рассматривающий дело о банкротстве.
Однако на возникновение публично-правовых последствий отношений процессуальное волеизъявление такого лица не влияет: исполнительный лист в ходе упомянутых процедур банкротства по такому отдельному делу не выдается в силу запрета на осуществление по подобным требованиям исполнительного производства в процедурах наблюдения, финансового оздоровления и внешнего управления и в целях обеспечения баланса прав всех кредиторов должника.
Рассматривая заявление о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, вынесенного против лица, в отношении которого на момент рассмотрения заявления было возбуждено дело о банкротстве, суды должны исследовать вопрос о том, не влечет ли легализация решения третейского суда вне рамок конкурсного производства необоснованное удовлетворение требований одного из кредиторов и, как следствие, нарушение прав и законных интересов других кредиторов.
В том случае, когда требование о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда было предъявлено в государственный суд после введения процедуры наблюдения в отношении должника, поданное заявление подлежит оставлению арбитражным судом без рассмотрения в отношении этого должника на основании п. 4 ч. 1 ст. 148 АПК РФ (для судов общей юрисдикции производство по делу прекращается в соответствующей части на основании абзаца второго ст. 220 ГПК РФ), а кредитор вправе заявить имеющееся требование в ином судебном порядке на основании ст. 71 Закона о банкротстве.
Определением арбитражного суда от 9 декабря 2016 г. заявление организации о признании общества (ответчик по данному делу) несостоятельным (банкротом) признано обоснованным и в отношении него введена процедура наблюдения, временным управляющим утвержден Н.
Решением Арбитражного суда от 24 мая 2017 г. общество признано несостоятельным (банкротом) и в отношении него открыта процедура конкурсного производства.
С заявлением о выдаче исполнительного листа К. обратился в суд 6 июля 2018 г.
Таким образом, поскольку общество признано несостоятельным (банкротом) и в отношении него открыта процедура конкурсного производства, то оснований для рассмотрения заявления К. о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда по существу не имелось, соответственно данные требования могут быть рассмотрены только в рамках дела о банкротстве.
Кроме того, суд первой инстанции, рассмотрев заявление о выдаче исполнительного листа в отсутствие сторон по делу, не проверил, извещены ли стороны по делу о дате и месте судебного заседания, так как извещение представителя общества не является надлежащим, поскольку на момент рассмотрения указанного заявления действие доверенности этого представителя прекращено на основании пп. 7 п. 1 ст. 188 ГК РФ в связи с введением в отношении общества конкурсного управления.
Определение № 4-КГ19-36
16. Приобретенное либо сбереженное за счет другого лица без каких-либо на то оснований имущество является неосновательным обогащением и подлежит возврату, в том числе когда такое обогащение является результатом поведения самого потерпевшего.
Банк обратился в суд с иском к В. А. Н. (уроженцу Тверской области) и С. о взыскании неосновательного обогащения в размере 229 708,54 руб., расходов на оплату государственной пошлины в размере 5 497,09 руб., указав в обоснование требований, что во исполнение постановления судебного пристава-исполнителя банк перечислил с банковского счета вкладчика В. А. Н. (уроженца Чувашской АССР) на счет Ржевского РОСП УФССП России по Тверской области в качестве долга ответчика по алиментам 271 548,34 руб. Указанные денежные средства были распределены в пользу взыскателя по исполнительному производству С. в размере 229 708,54 руб. (в счет оплаты долга по алиментам) и в доход бюджета в размере 41 839,80 руб. (исполнительский сбор).
25 декабря 2015 г. в банк поступило заявление от вкладчика В. А. Н. (уроженца Чувашской АССР) о возврате на его счет незаконно списанных денежных средств в связи с отсутствием у него алиментных обязательств перед С. Списанные денежные средства возвращены банком на счет вкладчика. Направленные в адрес службы судебных приставов и должника по исполнительному производству В. А. Н. (уроженца Тверской области) требования банка о возврате необоснованно перечисленных денежных средств остались без удовлетворения.
По мнению истца, на стороне ответчиков возникло неосновательное обогащение: у С. – в связи с получением денежных средств от лица, не имеющего перед данным ответчиком алиментных обязательств, а у В. А. Н. (уроженца Тверской области) – в связи с улучшением имущественного положения без установленных законом оснований, поскольку его задолженность по алиментам уменьшилась на сумму 229 708,54 руб. за счет денежных средств банка.
К участию в деле в качестве третьих лиц, не заявляющих самостоятельных требований относительно предмета спора, привлечены В. А. Н. (уроженец Чувашской АССР), УФССП по Тверской области, Ржевский РОСП УФССП России по Тверской области.
Разрешая спор и частично удовлетворяя иск, суд первой инстанции пришел к выводу о неосновательном обогащении С. за счет истца. При этом суд исходил из того, что перечисленные С. денежные средства не относятся к алиментам, взысканным в ее пользу на содержание несовершеннолетнего ребенка с должника В. А. Н., поскольку их выплата произведена за счет иного лица, не имеющего по отношению к ней каких-либо обязательств.
Проверяя законность решения суда первой инстанции, суд апелляционной инстанции указал, что перечисленная банком на депозитный счет подразделения судебных приставов и распределенная взыскателю С. по исполнительному производству денежная сумма составляет убыток, возникший в результате неправомерных действий самого потерпевшего. При этом последующее восстановление на счете клиента незаконно списанных денежных средств является мерой гражданско-правовой ответственности истца за нарушение условий договора банковского счета. С учетом указанных выводов суд апелляционной инстанции отменил решение суда первой инстанции в части удовлетворения требований к С. и отказал в удовлетворении иска в указанной части.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что решение суда первой инстанции и апелляционное определение приняты с существенным нарушением норм материального и процессуального права и согласиться с ними нельзя по следующим основаниям.
В соответствии с п. 1 ст. 1 ГК РФ одними из основных начал гражданского законодательства являются обеспечение восстановления нарушенных прав и их судебная защита.
Согласно ст. 1102 гл. 60 ГК РФ лицо, которое без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований приобрело или сберегло имущество (приобретатель) за счет другого лица (потерпевшего), обязано возвратить последнему неосновательно приобретенное или сбереженное имущество (неосновательное обогащение), за исключением случаев, предусмотренных ст. 1109 данного кодекса (п. 1).
Правила, предусмотренные названной главой, применяются независимо от того, явилось ли неосновательное обогащение результатом поведения приобретателя имущества, самого потерпевшего, третьих лиц или произошло помимо их воли (п. 2).
В силу пп. 3 и 4 ст. 1109 ГК РФ не подлежат возврату в качестве неосновательного обогащения заработная плата и приравненные к ней платежи, пенсии, пособия, стипендии, возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, алименты и иные денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки; денежные суммы и иное имущество, предоставленные во исполнение несуществующего обязательства, если приобретатель докажет, что лицо, требующее возврата имущества, знало об отсутствии обязательства либо предоставило имущество в целях благотворительности.
Из приведенных выше норм материального права в их совокупности следует, что приобретенное либо сбереженное за счет другого лица без каких-либо на то оснований имущество является неосновательным обогащением и подлежит возврату, в том числе когда такое обогащение является результатом поведения самого потерпевшего.
При этом в целях определения лица, с которого подлежит взысканию неосновательное обогащение, необходимо установить не только сам факт приобретения или сбережения таким лицом имущества без установленных законом оснований, но и то, что именно ответчик является неосновательно обогатившимся за счет истца и при этом отсутствуют обстоятельства, исключающие возможность взыскания с него неосновательного обогащения.
Предъявляя требования о взыскании неосновательного обогащения, банк указывал на то, что названные выше денежные средства были ошибочно перечислены им в счет погашения задолженности В. А. Н. (третьего лица) по алиментным обязательствам перед С., которой в действительности не было.
В обоснование ошибки истец ссылался на полное совпадение фамилии, имени, отчества, даты рождения вкладчика банка В. А. Н. (третье лицо) и должника по исполнительному производству В. А. Н. (ответчик).
При таких обстоятельствах отказ в удовлетворении иска на том основании, что банк сам виновен в перечислении денежных средств на счет подразделения судебных приставов, противоречит приведенным выше нормам права, поскольку такое поведение потерпевшего не исключает возникновение неосновательного обогащения на стороне приобретателя имущества.
Как установлено судами, задолженность ответчика В. А. Н. по алиментам перед взыскателем по исполнительному производству С. в размере 229 708,54 руб. была полностью погашена за счет средств банка, что свидетельствует об улучшении имущественного положения указанного должника, поскольку он осуществил сбережение собственного имущества за счет расходования денежных средств Банком и тем самым не понес расходы по алиментным обязательствам, которые должен понести согласно судебному приказу.
В силу ч. 4 ст. 198 ГПК РФ в мотивировочной части решения суда должны быть указаны обстоятельства дела, установленные судом, доказательства, на которых основаны выводы суда об этих обстоятельствах, доводы, по которым суд отвергает те или иные доказательства, и законы, которыми руководствовался суд.
Приведенные выше требования распространяются и на суд апелляционной инстанции, принявший новое решение по делу (ч. 1 ст. 327 ГПК РФ).
Между тем в нарушение указанных норм процессуального права в обжалуемых судебных постановлениях не приведены доказательства, на основании которых суды пришли к выводам о том, что перечисление банком денежных средств в счет погашения долга ответчика В. А. Н. по алиментным обязательствам не является неосновательным обогащением последнего, а также не указаны обстоятельства, исключающие возможность взыскания с указанного лица неосновательного обогащения.
Определение № 35-КГ19-5 № 2-573/2018
17. Если нарушение судом установленного срока изготовления решения суда в окончательной форме повлекло за собой позднее получение сторонами по делу мотивированного решения суда и способствовало существенному сокращению срока на обжалование решения суда в апелляционном порядке либо полному лишению сторон возможности такого обжалования, срок подачи апелляционной жалобы подлежит восстановлению судом по их заявлению.
Решением суда от 5 июля 2018 г. иск общества удовлетворен, встречный иск организации удовлетворен частично.
Не согласившись с решением суда, общество подало апелляционную жалобу, приложив к ней заявление о восстановлении пропущенного процессуального срока ее подачи.
Удовлетворяя заявление общества о восстановлении пропущенного процессуального срока подачи апелляционной жалобы, суд первой инстанции исходил из того, что пропущенный срок не является значительным и обусловлен объективными причинами: недостаточным временем для ознакомления с мотивированным решением суда и для составления апелляционной жалобы.
Отменяя определение суда первой инстанции и отказывая в удовлетворении вышеназванного заявления, суд второй инстанции пришел к выводу о том, что доказательств, подтверждающих несоблюдение судом первой инстанции требований закона о составлении мотивированного решения суда, у судебной коллегии не имеется, несвоевременное получение обществом мотивированного решения суда не может быть расценено в качестве уважительной причины несвоевременной подачи им апелляционной жалобы.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила апелляционное определение и направила дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции по следующим основаниям.
Согласно ч. 1 ст. 199 ГПК РФ решение суда принимается немедленно после разбирательства дела. Резолютивную часть решения суд должен объявить в том же судебном заседании, в котором закончилось разбирательство дела.
При объявлении только резолютивной части решения суда председательствующий обязан разъяснить, когда лица, участвующие в деле, их представители могут ознакомиться с мотивированным решением суда (ч. 2 ст. 193 ГПК РФ), что на основании п. 13 ч. 2 ст. 229 названного кодекса должно быть отражено в протоколе судебного заседания.
Процессуальными сроками являются установленные федеральными законами либо назначенные судом сроки для совершения процессуальных действий судом, лицами, участвующими в деле, иными участниками процесса (ст. 107, 109 ГПК РФ).
Согласно ч. 2 ст. 107 ГПК РФ процессуальные сроки определяются датой, указанием на событие, которое должно неизбежно наступить, или периодом. В последнем случае процессуальное действие может быть совершено в течение всего периода.
Течение процессуального срока, исчисляемого годами, месяцами или днями, начинается на следующий день после даты или наступления события, которыми определено его начало (ч. 3 указанной статьи).
Апелляционные жалоба, представление могут быть поданы в течение месяца со дня принятия решения суда в окончательной форме, если иные сроки не установлены данным кодексом (ч. 2 ст. 321 ГПК РФ).
Течение месячного срока на подачу апелляционных жалобы, представления начинается согласно ч. 3 ст. 107 и ст. 199 ГПК РФ со дня, следующего за днем составления мотивированного решения суда (принятия решения суда в окончательной форме), и оканчивается согласно ст. 108 ГПК РФ в соответствующее число следующего месяца (п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции»).
Из приведенных норм процессуального права и акта их толкования следует, что для правильного исчисления процессуального срока подачи апелляционной жалобы (представления) суду надлежит определить дату изготовления мотивированного решения суда, то есть установить событие, с которого начинается течение месячного срока на подачу апелляционной жалобы.
При этом следует учитывать, что процедура апелляционного обжалования судебного постановления включает две стадии, содержащие установленные на их выполнение сроки: составление мотивированного решения суда, который в силу ст. 199 ГПК РФ не должен превышать пять дней со дня окончания разбирательства дела, и срок подачи апелляционной жалобы, который исчисляется одним месяцем со дня наступления события, которыми определено его начало (ч. 3 ст. 107 ГПК РФ).
Поскольку дата изготовления мотивированного решения суда является событием, определяющим начало течения срока апелляционного обжалования указанного решения, то право на подачу апелляционной жалобы должно осуществляться с того момента, когда лицо, участвующее в деле, получило реальную возможность ознакомиться с решением суда, которое влечет возникновение для него определенных последствий либо затрагивающим его права и охраняемые законом интересы. В противном же случае несоблюдение судом требований к изготовлению мотивированного решения суда в срок, установленный ч. 2 ст. 199 ГПК РФ, существенно сократит срок на обжалование решения суда в апелляционном порядке, вплоть до полного лишения сторон возможности такого обжалования.
При таких обстоятельствах в случае нарушения судом пятидневного срока составления мотивированного решения (принятия решения суда в окончательной форме) срок подачи апелляционной жалобы начинает исчисляться со дня, следующего за днем изготовления мотивированного решения суда.
Кроме того, нарушение судом пятидневного срока составления мотивированного решения (принятия решения суда в окончательной форме) может повлечь также позднее получение лицом, принимающим участие в деле, копии мотивированного решения суда, что не может не сказаться на реализации указанным лицом своего права на апелляционное обжалование решения суда.
Таким образом, в случае, если нарушение судом установленного ч. 2 ст. 199 ГПК РФ срока изготовления решения суда в окончательной форме повлекло за собой позднее получение сторонами по делу мотивированного решения суда и способствовало существенному сокращению срока на обжалование решения суда в апелляционном порядке либо полному лишению сторон возможности такого обжалования, то срок подачи апелляционной жалобы подлежит восстановлению судом по их заявлению на основании ст. 112 ГПК РФ. Указанные обстоятельства отнесены к уважительным причинам пропуска процессуального срока (п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции»).
В судебном заседании 5 июля 2018 г., в котором спор разрешен по существу, присутствовал представитель общества.
После оглашения резолютивной части решения суд разъяснил лицам, участвующим в деле, о том, что мотивированное решение может быть получено в приемной суда 11 июля 2018 г.
При разрешении вопроса о возможности восстановления пропущенного процессуального срока, суд апелляционной инстанции исходил из того, что месячный срок для апелляционного обжалования решения суда от 5 июля 2018 г. начал исчисляться с 11 июля 2018 г. (даты, которую указал суд при оглашении резолютивной части решения) и истекал 13 августа 2018 г. (в связи с тем, что 11 августа 2018 г. являлось выходным днем).
Между тем начало течения срока апелляционного обжалования, как определено действующим гражданским процессуальным законодательством, обуславливается днем изготовления мотивированного решения суда, а не днем, который суд первой инстанции указал на возможность его получения.
Как следует из информации о движении гражданского дела, размещенной на официальном сайте суда, мотивированное решение было изготовлено 10 июля 2018 г., в связи с чем срок апелляционного обжалования истекал 10 августа 2018 г.
Кроме того, суд апелляционной инстанции не проверял, была ли у общества реальная возможность получить копию мотивированного решения суда, как в день его изготовления, так и в день обращения его представителя с заявлением о выдаче копии судебного акта (17 июля 2018 г). Не исследовались судом апелляционной инстанции и причины, по которым копия решения суда от 5 июля 2018 г. была получена представителем общества только 31 июля 2018 г.
Данные обстоятельства судом апелляционной инстанции учтены не были, а потому надлежащим образом не установлена, не исследована и не оценена объективная возможность подачи обществом апелляционной жалобы в срок с учетом того, что копия судебного акта, в отсутствие которой реализация права на обжалование в апелляционном порядке невозможна, была получена представителем общества по истечении половины срока обжалования.
Определение № 38-КГ19-12 № 2-104/2018
18. В нарушение требований чч. 5 и 7 ст. 67 ГПК РФ суд апелляционной инстанции не установил содержание оригиналов документов, представленных в суд в копиях.
Федеральное казенное учреждение «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» (далее также – ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях», учреждение) 20 октября 2017 г. обратилось в суд с иском к Г. о возмещении материального ущерба.
Как установлено судом и следует из материалов дела, Приказом ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» от 2 декабря 2013 г. майор внутренней службы Г. был назначен на должность главного специалиста отдела (подготовки документов и мероприятий) центра (оперативно-аналитического) Национального центра управления в кризисных ситуациях (должность связана с обеспечением деятельности Государственной противопожарной службы) по контракту сроком на пять лет.
Распоряжением МЧС России от 26 марта 2015 г. Г. был включен в перечень лиц, ответственных за получение и учет средств связи, вычислительной техники и оргтехники в структурных подразделениях центрального аппарата МЧС России.
Приказом ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» от 30 ноября 2016 г. подполковник внутренней службы Г. был освобожден от занимаемой должности и зачислен в распоряжение ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях».
Приказом ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» от 9 декабря 2016 г. с Г. расторгнут контракт от 1 декабря 2013 г., и он уволен со службы в федеральной противопожарной службе по п. 11 ч. 2 ст. 83 Федерального закона от 23 мая 2016 г. № 141-ФЗ «О службе в федеральной противопожарной службе Государственной противопожарной службы и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (в связи с сокращением должности в федеральной противопожарной службе, замещаемой сотрудником).
Из материалов дела также усматривается, что Приказом ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» от 21 октября 2016 г. в целях проверки наличия, учета, сохранности материальных средств и имущества, числящемся за увольняемым сотрудником Г., создана комиссия по инвентаризации материальных средств ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях».
Заключением об итогах административного расследования (проверки), проведенного в период с 25 ноября по 5 декабря 2016 г. по результатам работы инвентаризационной комиссии у Г. выявлена недостача (утеря) двух ноутбуков стоимостью 92 667 руб. 72 коп., остаточная стоимость которых с учетом износа составила 30 889 руб. 32 коп. Предложено привлечь Г. к материальной ответственности в полном размере ущерба 30 889 руб. 32 коп.
5 декабря 2016 г. начальником ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» издан приказ, согласно которому Г. за причиненный им учреждению ущерб в размере 30 889 руб. 32 коп. привлечен к материальной ответственности в пределах его среднего месячного денежного содержания в размере 30 889 руб. 32 коп.
Заключением об итогах административного расследования (проверки), проведенного в период с 6 декабря по 7 декабря 2016 г. по результатам работы инвентаризационной комиссии у Г. выявлена недостача (утеря) материальных средств общей стоимостью 1 105 937 руб. 77 коп., остаточная стоимость которого с учетом износа составила 364 271 руб. 52 коп. Предложено привлечь Г. к материальной ответственности в полном размере ущерба 364 271 руб. 52 коп.
Приказом ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» от 8 декабря 2016 г. на Г. возложена обязанность до 9 декабря 2016 г. осуществить передачу материальных средств должностным лицам.
9 декабря 2016 г. начальником ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» издан приказ, которым Г. за причиненный им учреждению ущерб в размере 364 271 руб. 52 коп. привлечен к материальной ответственности. Этим же приказом начальнику финансово-экономического отдела (главному бухгалтеру) предписано произвести удержание из денежного содержания Г. в пределах его среднего месячного денежного содержания в размере 69 536 руб. 90 коп., а на заместителя начальника управления (организации повседневной деятельности) – начальника отдела (административно-правового) возложена обязанность подготовить материалы для взыскания оставшейся суммы материального ущерба, причиненного Г., в судебном порядке.
Согласно расчетному листку за декабрь 2016 г. с Г. удержано в результате выявленной недостачи имущества 1 120 руб. 07 коп.
23 мая 2017 г. начальником отдела (планирования и организации связи) ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» был подан рапорт об обнаружении 16 материальных средств, которые числились за Г.
В заключении (дата не указана) о средней рыночной стоимости материальных средств на 6 декабря 2016 г., составленном начальником отдела (планирования и организации связи) ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» указано, что средняя рыночная стоимость 13 материальных средств составляет 191 904 руб. 71 коп.
Приказом ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» от 20 октября 2017 г. в приказ учреждения от 9 декабря 2016 г. были внесены изменения в части стоимости утраченного Г. имущества, которым слова и цифры 364 271 руб. 52 коп. заменены словами и цифрами 161 015 руб. 39 коп.
20 октября 2017 г. ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» обратилось в суд с иском о взыскании с Г. причиненного прямого действительного ущерба в размере 190 784 руб. 01 коп.
Разрешая спор и отказывая ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» в удовлетворении исковых требований к Г. о возмещении прямого действительного ущерба, суд первой инстанции, руководствуясь положениями ст. 242, 244 ТК РФ и принимая во внимание разъяснения, содержащиеся в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16 ноября 2006 г. № 52 «О применении судами законодательства, регулирующего материальную ответственность работников за ущерб, причиненный работодателю», пришел к выводу о том, что правовых оснований для привлечения Г. к полной материальной ответственности не имеется, указав, что представленное в материалы дела распоряжение МЧС России от 26 марта 2015 г. № 88, на которое ссылается истец как на документ, влекущий возникновение полной материальной ответственности у ответчика, не является таковым, а является односторонним организационно-распорядительным документом и не может создавать для работника прав и обязанностей, которые в силу прямого указания в законе возникают только при заключении специального письменного договора о полной материальной ответственности. Также суд первой инстанции указал на то, что работодатель не вправе своими односторонними действиями, выраженными в том числе в издании соответствующего распоряжения, расширять пределы ответственности работника и создавать для него худшее по сравнению с нормами закона положение, при этом доказательств заключения с Г. договора о полной материальной ответственности истцом не представлено.
Кроме того, судом первой инстанции учтено, что в нарушение положений ст. 56 ГПК РФ истцом не представлено доказательств тому, что Г. принимал какие-либо материальные ценности, которые в последующем были им утрачены.
На решение суда первой инстанции представителем ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» 16 января 2018 г. была подана апелляционная жалоба, в которой заявителем указано о готовности представить к судебному заседанию суда апелляционной инстанции независимую оценку ущерба, произведенную (выполненную) независимым экспертом.
Определением судьи от 31 января 2018 г. апелляционная жалоба представителя ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» оставлена без движения до 12 марта 2018 г.
7 марта 2018 г. представителем ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» поданы дополнения к апелляционной жалобе, к которой приложены: копия накладной на внутреннее перемещение объектов основных средств (форма ОС-2) от 3 июня 2015 г.; копия накладной на внутреннее перемещение объектов основных средств (форма ОС-2) от 30 октября 2015 г.; копия требования-накладной от 26 декабря 2014 г.; копия требования-накладной от 25 марта 2015 г.; копия требования-накладной от 21 июля 2015 г.
В судебном заседании 2 июля 2018 г. судом апелляционной инстанции обсуждался вопрос о приобщении к материалам дела приложенных к апелляционной жалобе документов, при этом представитель ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» просил приобщить данные документы к материалам дела, не указывая причин, по которым эти документы не могли быть представлены им в суд первой инстанции. Представитель Г. возражал против принятия названных документов в качестве дополнительных доказательств. Суд апелляционной инстанции, выслушав мнения сторон, приобщил протокольным определением к материалам дела документы, приложенные к апелляционной жалобе без приведения мотивов.
Суд апелляционной инстанции отменил решение суда первой инстанции и частично удовлетворил исковые требования ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» о взыскании с бывшего сотрудника Г. материального ущерба, причиненного учреждению, принимая во внимание представленные истцом в суд апелляционной инстанции дополнительные доказательства. Суд апелляционной инстанции пришел к выводу о том, что Г., являясь материально ответственным лицом, в чьи обязанности входила сохранность материальных средств, что подтверждается наименованием его должности и функциональными обязанностями, в установленном порядке не сдал товарно-материальные ценности на склад или другим материально ответственным лицам, в ходе инвентаризации выявлена недостача этих товарно-материальных ценностей, соответственно на него должна быть возложена полная материальная ответственность перед истцом.
При этом суд апелляционной инстанции исходил из того, что Г. не представлено доказательств отсутствия своей вины в причинении учреждению материального ущерба, в связи с чем в соответствии с положениями ст. 233, 238, 239, 242 ТК РФ на Г. лежит обязанность по возмещению причиненного истцу материального ущерба с учетом износа имущества и удержаний, произведенных работодателем.
Разрешая спор суд апелляционной инстанции также сослался на положения ст. 250 ТК РФ, учел материальное положение сотрудника, а также, что у него имеются иждивенцы (двое детей), неработающая супруга и пришел к выводу о снижении суммы ущерба, подлежащей взысканию с ответчика по сравнению с размером, заявленным ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» в исковом заявлении.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что выводы суда апелляционной инстанции о наличии оснований для привлечения Г. к полной материальной ответственности сделаны с существенным нарушением норм процессуального права.
Делая вывод о доказанности истцом наличия оснований для привлечения Г. к полной материальной ответственности, суд апелляционной инстанции обосновал его ссылкой на представленные истцом в суд апелляционной инстанции дополнительные доказательства.
Разрешая вопрос о приобщении к материалам дела дополнительных доказательств, суд апелляционной инстанции допустил существенные нарушения норм гражданского процессуального законодательства, регулирующих порядок и условия принятия судом апелляционной инстанции дополнительных доказательств, что в свою очередь привело к нарушению принципа равноправия и состязательности сторон спора (ст. 12 ГПК РФ).
Суд апелляционной инстанции повторно рассматривает дело в судебном заседании по правилам производства в суде первой инстанции с учетом особенностей, предусмотренных гл. 39 ГПК РФ.
Суд апелляционной инстанции рассматривает дело в пределах доводов, изложенных в апелляционной жалобе, представлении и возражениях относительно жалобы, представления. Суд апелляционной инстанции оценивает имеющиеся в деле, а также дополнительно представленные доказательства. Дополнительные доказательства принимаются судом апелляционной инстанции, если лицо, участвующее в деле, обосновало невозможность их представления в суд первой инстанции по причинам, не зависящим от него, и суд признает эти причины уважительными. О принятии новых доказательств суд апелляционной инстанции выносит определение (ч. 1 ст. 327.1 ГПК РФ).
В пункте 21 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции» разъяснено, что, по смыслу ст. 327 ГПК РФ, повторное рассмотрение дела в суде апелляционной инстанции предполагает проверку и оценку фактических обстоятельств дела и их юридическую квалификацию в пределах доводов апелляционных жалобы, представления и в рамках тех требований, которые уже были предметом рассмотрения в суде первой инстанции.
Если в апелляционных жалобе, представлении имеется ссылка на дополнительные (новые) доказательства, то судья-докладчик, исходя из требований абзаца второго ч. 2 ст. 327 ГПК РФ, излагает их содержание и ставит на обсуждение вопрос о принятии дополнительных (новых) доказательств с учетом мнения лиц, участвующих в деле (абзац первый п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13).
В случае, когда непосредственно в судебном заседании суда апелляционной инстанции лицо заявило ходатайство о принятии и исследовании дополнительных (новых) доказательств, независимо от того, что в апелляционных жалобе, представлении оно на них не ссылалось, суд апелляционной инстанции рассматривает данное ходатайство с учетом мнения лиц, участвующих в деле и присутствующих в судебном заседании, и дает оценку характеру причин (уважительный или неуважительный) невозможности представления дополнительных (новых) доказательств в суд первой инстанции. При этом с учетом предусмотренного ст. 12 ГПК РФ принципа состязательности сторон и положений ч. 1 ст. 56 ГПК РФ обязанность доказать наличие обстоятельств, препятствовавших лицу, ссылающемуся на дополнительные (новые) доказательства, представить их в суд первой инстанции, возлагается на это лицо. В соответствии с абзацем вторым ч. 2 ст. 327 ГПК РФ суд апелляционной инстанции принимает дополнительные (новые) доказательства, если признает причины невозможности представления таких доказательств в суд первой инстанции уважительными (абзацы второй – четвертый п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13).
Дополнительные (новые) доказательства не могут быть приняты судом апелляционной инстанции, если будет установлено, что лицо, ссылающееся на них, не представило эти доказательства в суд первой инстанции, поскольку вело себя недобросовестно и злоупотребляло своими процессуальными правами (абзац шестой п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13).
В пункте 30 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2012 г. № 13 разъяснено, что принятие дополнительных (новых) доказательств в соответствии с абзацем вторым ч. 1 ст. 327.1 ГПК РФ оформляется вынесением определения с указанием в нем мотивов, по которым суд апелляционной инстанции пришел к выводу о невозможности представления этих доказательств в суд первой инстанции по причинам, признанным уважительными, а также об относимости и допустимости данных доказательств. С учетом положений ст. 224 – 225 ГПК РФ определение о принятии дополнительных (новых) доказательств может быть постановлено как в совещательной комнате, так и без удаления в совещательную комнату посредством занесения такого определения в протокол судебного заседания.
Приведенные процессуальные нормы и разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации по их применению не были приняты во внимание судом апелляционной инстанции при рассмотрении дела по апелляционной жалобе ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях», требования процессуального закона им не исполнены.
Как усматривается из материалов дела, представленные ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» в суд апелляционной инстанции документы в качестве дополнительных (новых) доказательств датированы ранее даты рассмотрения дела в суде первой инстанции, в суд первой инстанции данные документы истцом представлены не были и судом не исследовались. Истец в нарушение приведенных выше требований гражданского процессуального законодательства не привел в суде апелляционной инстанции причины, по которым не мог представить данные документы в суд первой инстанции, подтверждающие по мнению истца получение Г. под отчет материальные ценности, а суд апелляционной инстанции этих причин у истца не выяснял и не исследовал вопрос об их уважительности. Новые доказательства судом апелляционной инстанции были приобщены к материалам дела согласно апелляционному определению от 2 июля 2018 г., занесенного в протокол судебного заседания, при наличии возражений со стороны представителя ответчика. При этом суд апелляционной инстанции не указал мотивов, в соответствии с которыми пришел к выводу о невозможности представления этих доказательств истцом в суд первой инстанции, а также мотивы об относимости и допустимости данных доказательств.
Судебная коллегия по гражданским делам также указала на иные допущенные судом апелляционной инстанции существенные нарушения норм процессуального права.
В соответствии с ч. 1 ст. 71 ГПК РФ письменными доказательствами являются содержащие сведения об обстоятельствах, имеющих значение для рассмотрения и разрешения дела, акты, договоры, справки, деловая корреспонденция, иные документы и материалы, выполненные в форме цифровой, графической записи, в том числе полученные посредством факсимильной, электронной или другой связи, с использованием информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», документы, подписанные электронной подписью в порядке, установленном законодательством Российской Федерации, либо выполненные иным позволяющим установить достоверность документа способом. К письменным доказательствам относятся приговоры и решения суда, иные судебные постановления, протоколы совершения процессуальных действий, протоколы судебных заседаний, приложения к протоколам совершения процессуальных действий (схемы, карты, планы, чертежи).
Письменные доказательства представляются в подлиннике или в форме надлежащим образом заверенной копии.
Подлинные документы представляются тогда, когда обстоятельства дела согласно законам или иным нормативным правовым актам подлежат подтверждению только такими документами, когда дело невозможно разрешить без подлинных документов или когда представлены копии документа, различные по своему содержанию. Если копии документов представлены в суд в электронном виде, суд может потребовать представления подлинников этих документов (ч. 2 ст. 71 ГПК РФ).
Положение ч. 2 ст. 71 ГПК РФ, обязывающее представлять в суд письменные доказательства в подлиннике или в форме надлежащим образом заверенной копии, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, конкретизирует положения ст. 50 (ч. 2) Конституции Российской Федерации, не допускающей использование при осуществлении правосудия доказательств, полученных с нарушением федерального закона, и ч. 2 ст. 55 того же кодекса, в соответствии с которой доказательства, полученные с нарушением закона, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу решения суда (определение Конституционного Суда Российской Федерации от 27 марта 2018 г. № 724-0).
Правила оценки доказательств установлены ст. 67 ГПК РФ, в соответствии с ч. 5 которой при оценке документов или иных письменных доказательств суд обязан с учетом других доказательств убедиться в том, что такие документ или иное письменное доказательство исходят от органа, уполномоченного представлять данный вид доказательств, подписаны лицом, имеющим право скреплять документ подписью, содержат все другие неотъемлемые реквизиты данного вида доказательств.
При оценке копии документа или иного письменного доказательства суд проверяет, не произошло ли при копировании изменение содержания копии документа по сравнению с его оригиналом, с помощью какого технического приема выполнено копирование, гарантирует ли копирование тождественность копии документа и его оригинала, каким образом сохранялась копия документа (ч. 6 ст. 67 ГПК РФ).
Суд не может считать доказанными обстоятельства, подтверждаемые только копией документа или иного письменного доказательства, если утрачен и не передан суду оригинал документа, и представленные каждой из спорящих сторон копии этого документа не тождественны между собой, и невозможно установить подлинное содержание оригинала документа с помощью других доказательств (ч. 7 ст. 67 ГПК РФ).
Между тем приобщенные к материалам дела судом апелляционной инстанции копии документов прошиты и заверены представителем ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях», что не гарантирует их тождественность оригиналам. При этом в деле отсутствуют сведения о том, что судом апелляционной инстанции обозревались оригиналы документов, на основании которых иск ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» к Г. о возмещении ущерба был удовлетворен.
В нарушение требований чч. 5 и 7 ст. 67 ГПК РФ суд апелляционной инстанции не установил содержание оригиналов документов, представленных ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» в копиях.
Ввиду изложенного вывод суда апелляционной инстанции о наличии оснований для привлечения ответчика Г. к полной материальной ответственности и частичном удовлетворении исковых требований ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» не может быть признан правомерным, поскольку обстоятельства, имеющие значение для дела (получение ответчиком под отчет материальных ценностей), устанавливались судом апелляционной инстанции с учетом доказательств, принятых от истца с нарушением процессуального закона, а также доказательств, не отвечающих требованиям допустимости.
Приведенное выше свидетельствуют о том, что у суда апелляционной инстанции не имелось предусмотренных ст. 330 ГПК РФ оснований для отмены решения суда первой инстанции об отказе ФКУ «Национальный центр управления в кризисных ситуациях» в удовлетворении исковых требований о взыскании с Г. материального ущерба из-за недоказанности истцом наличия оснований для возложения на ответчика обязанности по возмещению ущерба, а также для принятия нового решения об удовлетворении этих исковых требований.
Определение № 5-КГ19-86