Утвержден
Президиумом Верховного Суда
Российской Федерации
24 апреля 2019 года
13. Отсутствие формального признака контроля (50% и более участия в уставном капитале дочернего общества) не препятствует установлению наличия у основного общества иной фактической возможности определять решения, принимаемые дочерним обществом.
Агентство обратилась в арбитражный суд с иском к обществу 1 о расторжении предварительного договора купли-продажи недвижимого имущества в связи с неисполнением его условий о заключении основного договора купли-продажи недвижимого имущества и взыскании солидарно с общества 1 (дочернее общество) и фирмы (основное общество) обеспечительного платежа, штрафа и убытков; с иском к обществу 2 о расторжении предварительного договора купли-продажи недвижимого имущества в связи с неисполнением его условий о заключении основного договора купли-продажи недвижимого имущества и взыскании солидарно с общества 2 (дочернее общество) и фирмы (основное общество) обеспечительного платежа, штрафа и убытков.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлением суда апелляционной инстанции, заявленные требования удовлетворены.
Арбитражный суд округа постановлением указанные судебные акты отменил в части солидарного взыскания денежных средств с фирмы, в иске к фирме отказал.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты, направив дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Пункт 1 ст. 67.3 ГК РФ устанавливает открытый перечень критериев, позволяющих квалифицировать общества в качестве основного и дочернего.
При этом в отличие от утратившей силу с 1 сентября 2014 г. редакции ст. 105 ГК РФ, которую неправомерно применил суд округа, к таким критериям отнесены: 1) преобладающее участие одного общества в уставном капитале другого, 2) наличие соответствующего договора между обществами, 3) иная возможность одного общества определять решения, принимаемые другим обществом.
Фактическая возможность определять такие решения не связана напрямую с размером участия одного общества в уставном капитале другого или наличием договора между ними, а обусловлена, например, корпоративной структурой группы компаний, порядком заключения сделок, установленным внутри такой группы, степенью участия в управлении обществом со стороны иных участников общества и т. д. Поэтому отсутствие формального признака контроля (50% и более участия в уставном капитале дочернего общества) не препятствует установлению наличия иной фактической возможности определять решения, принимаемые дочерним обществом. Удовлетворение таким дополнительным критериям подлежит оценке с учетом доказательств, представленных сторонами.
В силу п. 2 ст. 67.3 ГК РФ основное хозяйственное товарищество или общество отвечает солидарно с дочерним обществом по сделкам, заключенным последним во исполнение указаний или с согласия основного хозяйственного товарищества или общества (п. 3 ст. 401 ГК РФ).
Наличие таких указаний или согласия при совершении конкретной сделки входит в предмет доказывания с учетом представленных сторонами доказательств.
Если истец приводит достаточно серьезные доводы и представляет существенные косвенные доказательства, которые во взаимосвязи позволяют признать убедительными его аргументы о возникновении отношений фактического контроля и подчиненности, то ответчики должны доказать обстоятельства, на которые они ссылаются как на основание своих возражений по заявленному иску (ст. 65 АПК РФ).
В этом случае установление судом наличия указаний или согласия основного общества является основанием для привлечения его к солидарной ответственности по обязательствам дочернего общества (п. 2 ст. 67.3, п. 2, 3 ст. 401 ГК РФ).
Отсутствие формального контроля (49,95%) должно оцениваться судом с учетом наличия иных участников, размера их участия и степени вовлеченности в процесс управления группой компаний.
Определение № 305-ЭС18-12143
14. Если обязательство передать нежилое помещение носит текущий характер, судом в рамках дела о банкротстве застройщика должен быть рассмотрен по существу вопрос о допустимости отобрания у застройщика индивидуально-определенной вещи в пользу участника долевого строительства (покупателя).
В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) должника с применением положений параграфа 7 гл. IX Закона о банкротстве Ф. обратился в суд первой инстанции с заявлением о признании права собственности на нежилые помещения.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявления отказано. Суды исходили из того, что Ф. не является участником строительства по смыслу ст. 201.1 Закона о банкротстве, в связи с чем не наделен правом предъявления требования о передаче нежилого помещения в собственность. В противном случае были бы нарушены принципы очередности и пропорциональности удовлетворения требований иных кредиторов должника. При этом суды установили, что с заявлением о включении в реестр требований кредиторов должника денежного требования в размере стоимости нежилых помещений Ф. не обращался.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Требование Ф., поименованное как заявление о признании права собственности на нежилые помещения, по сути, представляет собой требование о понуждении к исполнению обязательства в натуре (об обязании передать нежилые помещения) и в соответствии со сложившейся судебной практикой рассматривается по правилам ст. 308.3, 398, п. 2 ст. 463, п. 3 ст. 551 ГК РФ с учетом особенностей, установленных законодательством о банкротстве.
В ситуации, когда подобное требование носит реестровый характер, оно по смыслу разъяснений п. 34 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2012 г. № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» (далее – Постановление № 35) в рамках дела о несостоятельности застройщика подлежит трансформации в денежное и удовлетворению в составе четвертой очереди (ст. 201.9 Закона о банкротстве).
Если же обязательство передать нежилое помещение носит текущий характер, судом в рамках дела о банкротстве застройщика может быть рассмотрен по существу вопрос о допустимости отобрания у застройщика индивидуально-определенной вещи в пользу участника долевого строительства (покупателя). Текущим такое требование признается в случае, если договор участия в долевом строительстве заключен и оплата за помещения произведена после возбуждения дела о банкротстве застройщика при условии, что целью совершения сделки является дофинансирование в строительство объекта (п. 1 ст. 6 ГК РФ, ст. 5 Закона о банкротстве). Суд может удовлетворить требование такого кредитора, если строительство объекта на момент рассмотрения спора завершено и не нарушается очередность удовлетворения иных текущих требований.
Однако, поскольку упомянутое поведение (передача денег застройщику, в отношение которого возбуждено дело о банкротстве) не является типичным для данной сферы правоотношений (существует вероятность заключения фиктивных договоров), при рассмотрении подобных обособленных споров суду следует детально исследовать вопрос о добросовестности сторон сделки (п. 3 ст. 1, ст. 10 ГК РФ). Кроме этого, необходимо проверять реальность внесения платы за приобретаемые помещения (п. 26 Постановления № 35).
Определение № 305-ЭС15-20071 (6)
15. Требование кредитора об осуществлении первоначального исполнения в части основного долга должно удовлетворяться после требований кредиторов третьей очереди и кредиторов, чьи требования заявлены после закрытия реестра требований кредиторов, но приоритетно перед лицами, получающими имущество должника по правилам п. 1 ст. 148 Закона о банкротстве и п. 8 ст. 63 ГК РФ.
Банком (цедент) и должником (цессионарий) заключен договор уступки прав (требований), по которому цедент обязался уступить цессионарию права требования к заемщику – обществу, а цессионарий обязался оплатить стоимость уступаемых прав. По условиям договора уступка происходит после полной уплаты указанной суммы и только при условии, что совершена оплата по иным соглашениям об уступке между цедентом и цессионарием.
Денежные средства уплачены банку не были. Договором предусмотрено, что в случае неисполнения обязанности по оплате начисляется неустойка.
В рамках дела о банкротстве должника банк обратился с заявлением о включении своего требования в виде основного долга и неустойки в реестр требований кредиторов должника.
Определением суда первой инстанции в удовлетворении заявления отказано.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, названное определение отменено, заявленные требования удовлетворены.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа в части включения в реестр требований кредиторов требование банка в виде основного долга и признала требование банка обоснованным и подлежащим удовлетворению после требований кредиторов, расчеты с которыми производятся по правилам абзаца первого п. 4 ст. 142 Закона о банкротстве по следующим основаниям.
Из приведенных выше обстоятельств следует, что спорный договор уступки прав предусматривал поочередное исполнение обязательств его сторонами: сначала должник должен был в полном объеме произвести оплату (как по этому договору, так и по иным связанным договорам цессии), затем происходил переход права требования от банка к должнику.
При проведении процедур несостоятельности подлежит ведению реестр требований кредиторов, в котором учитываются все требования к должнику, возникшие до возбуждения дела о банкротстве. Указанные требования учитываются в реестре, а затем удовлетворяются, в том числе согласно принципу очередности (п. 7 ст. 16, п. 4 ст. 134, п. 2 ст. 142 Закона о банкротстве). По общему правилу, очередность устанавливается исходя из признаваемой правопорядком степени значимости подлежащих защите интересов конкретной группы кредиторов, чьи требования оставлены неудовлетворенными после вступления в отношения с должником. Чем более значимыми (в том числе исходя из целей банкротства) признаются интересы конкретной группы кредиторов, объединенной общностью правовой природы принадлежащих им требований, тем в более приоритетном порядке происходит погашение таких требований в процедуре несостоятельности. В случае отсутствия специальной оговорки о приоритетном порядке удовлетворения конкретной категории требований они учитываются и погашаются в составе третьей очереди (абзац четвертый п. 4 ст. 134 Закона о банкротстве).
Предполагается, что кредиторы, прежде чем их требование включается в реестр, осуществили какое-либо предоставление в пользу имущественной массы должника (пополнили ее) либо должником была умалена имущественная масса таких кредиторов (в том числе за счет изъятия, повреждения какой-нибудь ценности), в связи с чем возникла обязанность произвести возмещение. Таким образом, по общему правилу, кредиторами являются лица, которые в результате вступления в отношения с должником претерпели определенные негативные последствия по причине последующего применения к должнику процедур несостоятельности. Этим объясняется, почему такие кредиторы вправе претендовать на распределение средств, вырученных от реализации конкурсной массы.
Однако кредитор, который требует осуществления первоначального предоставления, в формировании конкурсной массы (даже косвенно) не участвовал, поскольку свое встречное предоставление по обязательству не осуществил. В связи с этим было бы неверным (п. 2 ст. 6 ГК РФ) уравнять в правах (поставить в одну очередь) кредиторов по требованию об осуществлении первоначального предоставления (в части основного долга) и кредиторов, непосредственно пострадавших от взаимодействия с должником. Последние должны иметь право получить удовлетворение своих требований приоритетно перед первыми. Как указано выше, требования основной части рядовых кредиторов подлежат включению в третью очередь реестра. Далее подлежат удовлетворению требования «зареестровых» кредиторов (п. 4 ст. 142 Закона о банкротстве; фактически – четвертая очередь), поскольку ими требования предъявлены с пропуском срока закрытия реестра при отсутствии уважительных причин для восстановления такого срока.
Вместе с тем требования «опоздавших» кредиторов по своей правовой природе аналогичны требованиям кредиторов третьей очереди, они также в имущественном смысле пострадали от вступления в правоотношения с должником, и потому им не может противопоставляться задолженность перед кредиторами, не участвовавшими в наполнении конкурсной массы. В то же время необходимо принимать во внимание, что открытие процедуры несостоятельности само по себе не прекращает обязательство со встречным исполнением, достигнутые сторонами договоренности и основанные на них разумные ожидания должны уважаться правопорядком (п. 1 и 2 ст. 1, ст. 309 ГК РФ), а потому полный отказ во включении в реестр требований кредиторов по первоначальному исполнению не соответствовал бы целям регулирования гражданско-правовых отношений.
Исходя из принципов добросовестности, разумности и справедливости (п. 2 ст. 6 ГК РФ) требования кредиторов об осуществлении первоначального предоставления в части основного долга должны удовлетворяться после требований как кредиторов третьей очереди, так и «опоздавших» кредиторов (далее – пятая очередь), но приоритетно перед лицами, получающими имущество должника по правилам п. 1 ст. 148 Закона о банкротстве, п. 8 ст. 63 ГК РФ. Тем самым достигается баланс между недопустимостью ущемления прав кредиторов, понесших негативные последствия от вступления в отношения с должником, и правами кредитора по непрекращенному обязательству со встречным исполнением. Требования такого кредитора пятой очереди не должны учитываться при определении количества голосов на собрании кредиторов (п. 1 и 3 ст. 12 Закона о банкротстве), однако он вправе участвовать в их проведении без права голоса.
Кроме того, задолженность перед таким кредитором учитывается при определении наличия права на самостоятельное оспаривание сделок по специальным основаниям (п. 2 ст. 61.9 Закона о банкротстве), а также при исчислении размера субсидиарной ответственности (п. 11 ст. 61.11 Закона о банкротстве).
С учетом фикции наступления срока исполнения обязательства должника по отношению к его кредиторам после введения первой процедуры несостоятельности (например, п. 3 ст. 63, абзац второй п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве) кредитор по первоначальному исполнению вправе отступить от согласованной в договоре последовательности обмена предоставлениями и осуществить в пользу должника (банкрота) свое последующее исполнение, после чего обратиться с заявлением о включении своего требования к должнику в третью очередь реестра, поскольку в таком случае он участвует в наполнении конкурсной массы. Если такое последующее предоставление будет осуществлено после включения требования кредитора в пятую очередь, он вправе заявить ходатайство об уточнении реестра требований кредиторов (п. 1 ст. 60 Закона о банкротстве) и изменении очереди погашения долга перед ним с пятой на третью.
Кредитор по первоначальному исполнению также претерпевает негативные последствия от неисполнения должником своей обязанности, в результате чего на стороне такого кредитора могут образовываться убытки. Причем наличие таких убытков подразумевает умаление имущественной массы кредитора, а потому требование об их возмещении подлежит включению в третью очередь реестра. В данном случае договором предусмотрено начисление неустойки при неисполнении должником обязанности по оплате. Предполагается, что такая неустойка соразмерно покрывает образовавшиеся на стороне кредитора убытки, в связи с чем такая неустойка, начисленная до введения наблюдения (абзац девятый п. 1 ст. 63 Закона о банкротстве), подлежит включению в реестр (п. 3 ст. 137 Закона о банкротстве). При этом если банк полагает, что неустойка не покрывает в полной мере образовавшиеся убытки, он вправе требовать возмещения убытков в непокрытой части (п. 1 ст. 394 ГК РФ).
Определение № 305-ЭС18-11840
16. Конкурсный кредитор, отвечающий критерию п. 9 ст. 16 Закона о банкротстве, обладает правом запрашивать у конкурсного управляющего кредитной организации сведения о состоянии реестра, а именно о личности кредиторов и размере долга перед ними, без той информации, которая не требуется для последующего заявления возражений (например, паспортных данных и т. д.). Для реализации указанного права кредитор обязан подтвердить наличие у него законного интереса в получении информации.
И., являющийся кредитором банка, дважды обращался к конкурсному управляющему банка (далее – агентство) с требованием о представлении заверенной копии реестра требований кредиторов, ссылаясь на положения п. 9 ст. 16 Закона о банкротстве.
Агентство отказало И. в представлении соответствующих документов, что послужило основанием для обращения И. в арбитражный суд с жалобой на бездействие конкурсного управляющего.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, жалоба оставлена без рассмотрения. Суды отметили, что по смыслу ст. 189.59, 189.60, п. 2 и 5 ст. 189.82 Закона о банкротстве отдельные кредиторы не имеют права обращаться с жалобой на действия арбитражного управляющего банка, такое полномочие кредиторы реализуют через собрание либо комитет кредиторов. Во-вторых, суды указали, что положения п. 7 ст. 189.87 Закона о банкротстве, предусматривающие только возможность получения кредитором выписки из реестра с информацией о его требовании, являются специальными по отношению к п. 9 ст. 16 данного Закона, что означает невозможность при банкротстве кредитных организаций требовать у арбитражного управляющего копию всего реестра. В-третьих, суды сослались на ст. 26 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. № 395-I «О банках и банковской деятельности» (далее – Закон о банках и банковской деятельности), закрепляющую положения о банковской тайне клиентов кредитной организации. В реестре требований кредиторов банка содержится такая информация, как паспортные данные, адрес регистрации, личные телефоны, реквизиты банковских договоров, суммы остатков на счетах, номера лицевых счетов. Все эти данные не могут передаваться третьим лицам, а потому отдельный кредитор не может получить копию всего реестра.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Вывод судов об отсутствии у отдельного кредитора банка права на обжалование действий (бездействия) управляющего ошибочен. Согласно п. 3 ст. 189.7 Закона о банкротстве отношения, связанные с несостоятельностью (банкротством) кредитных организаций и не урегулированные параграфом 4.1, регулируются в том числе гл. I и III этого Закона. Поскольку в параграфе 4.1 (в том числе в п. 2 ст. 189.82 Закона) отсутствует запрет на обжалование действий (бездействия) конкурсного управляющего банка кредитором в самостоятельном порядке, следует признать, что в такой ситуации применяется общая норма п. 1 ст. 60 Закона о банкротстве (гл. III), предполагающая возможность предъявления соответствующих жалоб.
При этом вывод судов о наличии права на обжалование действий управляющего только у комитета кредиторов, опирающийся на п. 5 ст. 189.82 Закона, является ошибочным, поскольку названная норма регулирует вопросы обращения с жалобой в Банк России, а не в суд, как в настоящем случае. При таких условиях жалоба И. оставлена без рассмотрения при неправильном применении норм законодательства о несостоятельности.
Кроме того, нельзя поддержать и вывод судов о соотношении п. 9 ст. 16 и п. 7 ст. 189.87 названного Закона. Установленная последней из названных норм обязанность управляющего представить выписку из реестра в части требования конкретного кредитора не препятствует применению общей нормы п. 9 ст. 16 Закона (гл. I) о праве кредитора, обладающего не менее чем одним процентом кредиторской задолженности, потребовать выдачи копии всего реестра требований кредиторов. При этом на протяжении рассмотрения обособленного спора И. ссылался на то, что ему принадлежит четыре процента от всех включенных в реестр требований.
Суды не рассмотрели вопрос о том, все ли включенные в реестр требования защищены банковской тайной.
Само по себе признание кредитной организации банкротом не устраняет режима банковской тайны. В то же время следует принимать во внимание, что нахождение банка в конкурсном производстве с высокой степенью вероятности может свидетельствовать о том, что денежных средств для погашения долга перед всеми кредиторами недостаточно. Поэтому в случае признания каждого нового требования обоснованным доля удовлетворения требований единого гражданско-правового сообщества, объединяющего других кредиторов, снижается, в связи с чем они объективно заинтересованы, чтобы в реестр включалась только реально существующая задолженность.
Поскольку первичную проверку обоснованности требований кредиторов проводит конкурсный управляющий кредитной организации (п. 4 ст. 189.85 Закона о банкротстве), реализация названного выше интереса группы остальных кредиторов осуществляется посредством заявления возражений против результатов рассмотрения арбитражным управляющим требований конкретных кредиторов. Иной подход (запрет на заявление возражений) исключал бы судебный контроль над действиями конкурсного управляющего и противоречил бы конституционной гарантии на судебную защиту прав и свобод каждого (п. 23 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 (2018), утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 14 ноября 2018 г.).
Однако для того, чтобы иметь возможность возражать против конкретных требований, сообщество кредиторов банка должно располагать сведениями о результатах формирования конкурсным управляющим реестра. В обратном случае содержание формально предоставленного им права контролировать деятельность управляющего было бы нивелировано невозможностью его реализации. В связи с этим следует признать наличие у кредитора, отвечающего критерию п. 9 ст. 16 Закона о банкротстве, права запрашивать у конкурсного управляющего кредитной организации сведения о состоянии реестра, а именно о личности кредиторов и размере долга перед ними, без той информации, которая не требуется для последующего заявления возражений (например, паспортных данных и т. д.).
Тем не менее, исходя из необходимости соблюдения интересов не только сообщества кредиторов банка, но и его клиентов, защищаемых банковской тайной, следует также признать, что сам по себе запрос информации без указания мотивов необходимости ее раскрытия недостаточен для удовлетворения соответствующего требования кредитора. Для реализации права на получение информации о состоянии реестра кредитор, в частности, может привести основанные на косвенных доказательствах доводы, которые бы ставили под сомнение надлежащее осуществление конкурсным управляющим своих полномочий в рамках дела о банкротстве или свидетельствовали бы об отсутствии доверия сообщества кредиторов к такому управляющему; он может ссылаться и на иные имеющиеся у него (в том числе полученные на собрании кредиторов, в результате анализа отчетности должника и его аффилированных лиц, из общедоступных источников и т. д.) сведения о несоответствии внесенных в реестр требований действительной долговой нагрузке банка.
Первоначально требование с запросом информации направляется в адрес арбитражного управляющего кредитной организации, который рассматривает его по существу. В случае отказа управляющего в предоставлении сведений кредитор (как в рассматриваемом случае и было сделано) вправе обратиться в суд с жалобой на действия (бездействие) такого управляющего. Разрешая подобный спор, суд по существу оценивает убедительность доводов и доказательств кредитора, претендующего на получение копии реестра.
Если же управляющий принял решение раскрыть информацию (или в случае окончания спора в суде в пользу кредитора), то он обязан, прежде чем передать соответствующие документы, потребовать от кредитора выдачи расписки, в которой тот подтвердит, что предупрежден о конфиденциальном режиме получаемой информации и об обязанности ее сохранять. Такой подход вытекает из смысла разъяснений, данных в абзаце втором п. 15 Информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 18 января 2011 г. № 144 «О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров о предоставлении информации участникам хозяйственных обществ». При несоблюдении обязанности сохранять конфиденциальные сведения лицо, чьи права были нарушены, вправе требовать возмещения убытков нарушителем по общим правилам гражданского законодательства.
Определение № 305-ЭС18-5703 (3)
17. Само по себе возникновение картотеки на одном корреспондентском счете не позволяло судам применить презумпцию, закрепленную подп. 1 п. 5 ст. 189.40 Закона о банкротстве, к клиенту, выполнившему операцию через иной корреспондентский субсчет. Данное обстоятельство могло быть принято во внимание при наличии иных (дополнительных) свидетельств нетипичности банковской операции для конкретной кредитной организации и (или) ее клиента, которые бы в совокупности указывали на то, что платеж (перевод) совершен за пределами обычной хозяйственной деятельности.
Обществом и банком заключен депозитный договор, в котором закреплено право общества на свободное истребование части депозита (при условии сохранения им неснижаемого остатка на депозитном счете).
Накануне назначения (за один-два дня) Центральным Банком России временной администрации по управлению банком в соответствии с условиями депозитного договора на основании писем общества и двух платежных поручений банк перечислил денежные средства на расчетный счет общества, открытый в иной кредитной организации.
Впоследствии банк признан несостоятельным (банкротом), полномочия конкурсного управляющего возложены на государственную корпорацию «Агентство по страхованию вкладов» (далее – агентство).
Полагая, что указанные банковские операции по перечислению денежных средств являются недействительными, повлекшими за собой оказание предпочтения обществу как одному из кредиторов должника (ст. 189.40, п. 2 ст. 61.3 Закона о банкротстве), агентство обратилось в суд с заявлением об их оспаривании.
Определением арбитражного суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, заявление агентства удовлетворено в части; недействительными признаны две банковские операции по перечислению денежных средств; применены последствия их недействительности; в удовлетворении остальной части требований агентства отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты в части удовлетворения требований агентства и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Согласно п. 3 ст. 61.1, абзацу пятому п. 1 и 2 ст. 61.3, ст. 189.40 Закона о банкротстве банковская операция, совершенная банком-должником в течение одного месяца до назначения временной администрации по управлению кредитной организацией, может быть признана недействительной, если ее совершение привело к тому, что отдельному кредитору оказано предпочтение по отношению к другим кредиторам.
При этом в соответствии с общим правилом, закрепленным п. 2 ст. 61.4 Закона о банкротстве, сделки, совершаемые в обычной хозяйственной деятельности, осуществляемой должником, не могут быть оспорены на основании ст. 61.3 Закона о банкротстве, если цена передаваемого по ним имущества или размер принятых обязательств не превышает одного процента от стоимости активов должника.
Переводы денежных средств по поручениям клиентов относятся к числу операций, регулярно выполняемых кредитными организациями. Они, как правило, совершаются в процессе обычной хозяйственной деятельности (ст. 1 и 5 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. № 395-I «О банках и банковской деятельности»).
Такие переводы могут быть признаны недействительными в двух случаях:
если конкурсный управляющий доказал совокупность обстоятельств, составляющих любую из презумпций, закрепленных п. 5 ст. 189.40 Закона о банкротстве, а клиент банка данную презумпцию не опроверг;
если конкурсный управляющий по общим правилам о доказывании подтвердил выход оспариваемой банковской операции за пределы обычной хозяйственной деятельности, в том числе подтвердил наличие признаков недобросовестности в поведении клиента банка (например, доказал, что клиент, выдавший распоряжение о перечислении средств, был осведомлен об объективном банкротстве банка) (ст. 65 АПК РФ).
В рассматриваемом случае в обоснование вывода о нетипичности спорных операций суды сослались на презумпцию, изложенную в подп. 1 п. 5 ст. 189.40 Закона о банкротстве.
Однако данная презумпция не подлежала расширительному истолкованию. Исходя из буквального толкования нормы, она применима, если имелась совокупность двух обстоятельств:
образовалась картотека (в том числе скрытая) к тому корреспондентскому счету (субсчету), который был использован для выполнения оспариваемой операции, и при этом спорный платеж совершен с нарушением правил гражданского законодательства об очередности исполнения поручений клиентов;
либо доказано, что в распоряжении клиента, осуществившего оспариваемый платеж через корреспондентский счет (субсчет) в отсутствие формальных признаков нарушения установленной гражданским законодательством очередности исполнения поручений клиентов, или в распоряжении получателя платежа действительно имелись сведения о наличии других неисполненных распоряжений по иному корреспондентскому счету (субсчету) этой же кредитной организации, к которому уже имелась картотека (в том числе скрытая), что позволяло сделать однозначный вывод о получении предпочтения.
Оспариваемые платежи были совершены, как указывает общество, через корреспондентский субсчет иногороднего филиала банка, тогда как суды проанализировали обстоятельства, касающиеся возникновения картотеки на ином счете – корреспондентском счете головного офиса банка. При этом агентство не оспаривало отсутствие в спорный период картотеки к корреспондентскому субсчету иногороднего филиала, а факт реальной осведомленности общества о наличии картотеки к корреспондентскому счету головного офиса банка не был установлен судами.
Само по себе возникновение картотеки на одном корреспондентском счете не позволяло судам применить презумпцию, закрепленную подп. 1 п. 5 ст. 189.40 Закона о банкротстве, к клиенту, выполнившему операцию через иной корреспондентский субсчет. Данное обстоятельство могло быть принято во внимание при наличии иных (дополнительных) свидетельств нетипичности банковской операции для конкретной кредитной организации и (или) ее клиента, которые бы в совокупности указывали на то, что платеж (перевод) совершен за пределами обычной хозяйственной деятельности.
Агентство полагало, что такие дополнительные доказательства недобросовестности общества оно представило.
Общество, наоборот, указывало на то, что оно регулярно совершало приходные и расходные операции по депозитному счету, раскрыло мотивы перечисления средств на свой же счет в иной кредитной организации. Так, общество сослалось на то, что не имело расчетных счетов в банке-должнике и в силу прямого указания закона (абзац второй п. 3 ст. 834 ГК РФ) было лишено возможности напрямую перечислять находящиеся на депозитном счете средства другим организациям (поставщикам, подрядчикам и т. д.), поэтому по мере необходимости давало поручения на перечисление части сумм депозита на свои расчетные счета в иных кредитных организациях, которые использовались для расчетов с контрагентами. Общество представило свидетельства того, куда, по его мнению, были потрачены снятые с депозита суммы, чем были вызваны эти расходы. Кроме того, обращало внимание на то, что денежные средства остались на его депозитном счете, каких-либо действий по изъятию этих средств оно не предпринимало, и в дальнейшем в связи с банкротством банка-должника средства включены в реестр требований кредиторов.
Однако данные доводы агентства и возражения общества судами не проверялись.
Определение № 305-ЭС16-21459
18. Определение об отказе в удовлетворении ходатайства арбитражного управляющего о прекращении производства по делу о банкротстве ввиду недостаточности имущества должника для осуществления процедурных расходов подлежит апелляционному обжалованию.
В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) должника его конкурсный управляющий обратился в арбитражный суд первой инстанции с ходатайством о прекращении производства по делу о банкротстве, ссылаясь на недостаточность имущества должника для осуществления процедурных расходов.
Определением арбитражного суда первой инстанции в удовлетворении ходатайства отказано.
Определением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, производство по апелляционной жалобе конкурсного управляющего прекращено применительно к п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ. Суд апелляционной инстанции исходил из того, что обжалование принятого судом первой инстанции судебного акта ни АПК РФ, ни иными федеральными законами не предусмотрено и определение не препятствует дальнейшему движению дела. При этом суды отметили, что возможность вынесения арбитражным судом определения по результатам рассмотрения заявлений и ходатайств участвующего в деле лица, в том числе по вопросу о прекращении производства по делу, предусмотрена ст. 159 АПК РФ, в связи с чем положения п. 3 ст. 61 Закона о банкротстве, регулирующие порядок обжалования отдельных определений, принятых в рамках дела о банкротстве, в данном случае применению не подлежат.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа и направила апелляционную жалобу в суд апелляционной инстанции для рассмотрения по существу по следующим основаниям.
Статус арбитражного управляющего предполагает среди прочего проявление им должной осмотрительности в своей профессиональной деятельности для предотвращения риска невыплаты расходов по делу о банкротстве, что вытекает из закрепленной ст. 20.3 Закона о банкротстве обязанности арбитражного управляющего действовать добросовестно и разумно в интересах должника и его кредиторов.
При обнаружении факта недостаточности имеющегося у должника имущества для осуществления расходов по делу о банкротстве арбитражный управляющий не вправе осуществлять такие расходы в расчете на последующее возмещение их заявителем, а обязан обратиться в суд, рассматривающий дело о банкротстве, с заявлением о прекращении производства по делу на основании абзаца восьмого п. 1 ст. 57 Закона о банкротстве. Неисполнение арбитражным управляющим данной обязанности влечет невозможность возмещения понесенных им расходов, в том числе невыплаченного управляющему вознаграждения (п. 15 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2009 г. № 91 «О порядке погашения расходов по делу о банкротстве»).
Такого рода ходатайства рассматриваются судом применительно к положениям п. 1 ст. 60 Закона о банкротстве с вынесением определения, которое может быть обжаловано по правилам ч. 3 ст. 223 АПК РФ (п. 35.1 Постановления № 35).
Возможность обжалования судебного решения и его пересмотра в вышестоящей инстанции является одним из неотъемлемых элементов права на судебную защиту и общепризнанным принципом организации судебной системы и осуществления правосудия. Прекращение производства по жалобе конкурсного управляющего препятствует последовательному пересмотру принятого судом первой инстанции судебного акта в апелляционном и кассационном порядке и фактически ограничивает его право на судебную защиту.
Определение № 305-ЭС15-13759(3)
19. Конкурсные кредиторы, уполномоченные органы и арбитражный управляющий при обжаловании мирового соглашения, утвержденного по другому делу, в исковом процессе вправе заявлять новые доводы (возражения), если они не участвовали в рассмотрении дела в суде первой инстанции.
Общество обратилось в арбитражный суд с иском к должнику о взыскании задолженности по договору займа.
Определением суда первой инстанции производство по делу прекращено в связи с утверждением судом мирового соглашения.
Обращаясь с кассационной жалобой на определение суда первой инстанции об утверждении мирового соглашения и прекращении производства по данному делу, конкурсный управляющий должника указал, что целью обращения общества с настоящим иском к должнику было уклонение от расчетов с другими кредиторами, поскольку общество и должник принадлежат к одной группе компаний. Так, общество является управляющей компанией должника, выполняет функции единоличного исполнительного органа на основании договора передачи полномочий исполнительных органов управляющей организации.
Суд округа, оставляя определение суда первой инстанции без изменения, указал, что при утверждении мирового соглашения суд первой инстанции признал его не противоречащим закону и иным нормативным правовым актам и не нарушающим права и законные интересы других лиц (ч. 5 ст. 49 и ч. 6 ст. 141 АПК РФ).
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление арбитражного суда округа и направила дело на новое рассмотрение в тот же суд по следующим основаниям.
Если конкурсные кредиторы или уполномоченные органы полагают, что их права и законные интересы нарушены мировым соглашением, утвержденным судом по другому делу в исковом процессе, в частности если такое соглашение обладает признаками, указанными в ст. 61.2 или 61.3 Закона о банкротстве, то на этом основании они, а также арбитражный управляющий вправе обжаловать определение об утверждении такого мирового соглашения (п. 1 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 декабря 2010 г. № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)»).
Указанные конкурсным управляющим и кредитором обстоятельства не были известны суду первой инстанции, не оценивались им на предмет соответствия условий мирового соглашения требованиям законодательства и соблюдения прав и законных интересов третьих лиц (кредиторов общества).
Вопреки требованиям процессуального законодательства (п. 12 ч. 2 ст. 289 АПК РФ), арбитражный суд округа не привел мотивы принятия постановления и не дал оценки доводам, изложенным конкурсным управляющим должника в обоснование кассационной жалобы. Иной процессуальной возможности оспорить мировое соглашение и обжаловать судебный акт, его утвердивший, у кредиторов и конкурсного управляющего не имеется.
Определение № 305-ЭС18-6771
20. При отсутствии оснований для кадастрового учета объекта надлежащим способом устранения ранее допущенной при постановке на кадастровый учет ошибки является требование о снятии с кадастрового учета спорного объекта.
Обществу на праве собственности принадлежит имущество – бензозаправочная колонка.
Ссылаясь на то, что нахождение в государственном кадастре недвижимости сведений о спорном объекте, являющемся, по сути, движимой вещью и право на который в ЕГРН зарегистрировано как на недвижимую вещь, противоречит нормам законодательства Российской Федерации и нарушает права общества, последнее обратилось в Управление Росреестра с заявлением о снятии спорного объекта с государственного кадастрового учета и погашении записи о праве собственности общества на него.
Отказ регистратора послужил основанием для обращения общества в арбитражный суд с иском к Управлению Росреестра о снятии данного объекта с государственного кадастрового учета и погашении записи о праве собственности общества на него.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленных требований отказано. Суды исходили из того, что снятие с государственного кадастрового учета и прекращение прав в отношении объекта недвижимости по заявленному обществом основанию не предусмотрено Федеральным законом от 13 июля 2015 г. № 218-ФЗ «О государственной регистрации недвижимости» (далее – Закон № 218-ФЗ).
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты, направив дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, по следующим основаниям.
Осуществление государственной регистрации прав на вещь не является обязательным условием для признания ее объектом недвижимости (п. 38 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»).
Аналогичным образом следует относиться и к значению кадастрового учета в целях признания объекта недвижимой вещью.
Таким образом, при разрешении вопроса о признании вещи недвижимостью независимо от осуществления кадастрового учета или государственной регистрации права собственности на нее следует устанавливать наличие у вещи признаков, способных относить ее в силу природных свойств или на основании закона к недвижимым объектам.
Постановке на кадастровый учет, государственной регистрации прав в ЕГРН должна предшествовать проверка наличия у объекта признаков недвижимого имущества.
В соответствии с п. 3 ч. 1 ст. 29 Закона № 218-ФЗ государственный кадастровый учет и (или) государственная регистрация прав включают в себя проведение правовой экспертизы документов, представленных для осуществления государственного кадастрового учета и (или) государственной регистрации прав, на предмет наличия или отсутствия установленных Законом № 218-ФЗ оснований для приостановления государственного кадастрового учета и (или) государственной регистрации прав либо для отказа в осуществлении государственного кадастрового учета и (или) государственной регистрации прав.
В п. 1 Обзора судебной практики по делам, связанным с оспариванием отказа в осуществлении кадастрового учета, утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 30 ноября 2016 г., закреплена правовая позиция о правомерности отказа органа кадастрового учета в постановке на кадастровый учет объекта, не обладающего признаками недвижимой вещи, поскольку законодательство Российской Федерации не предусматривает осуществления кадастрового учета объекта, не являющегося объектом недвижимости.
Из изложенного следует, что при осуществлении государственного кадастрового учета проведенной правовой экспертизой документов, представленных заинтересованными лицами, должно быть подтверждено наличие у объекта признаков недвижимости, в противном случае внесение в ЕГРН сведений об объекте, не являющемся недвижимой вещью, признается незаконным.
Подход, мотивированный отсутствием оснований для снятия с кадастрового учета объекта, ранее поставленного на учет, без должной правовой экспертизы и проверки наличия у объекта признаков недвижимости, нарушает принцип достоверности сведений ЕГРН и не может в связи с этим быть признан обоснованным.
Судебная коллегия также полагает, что, поскольку из материалов дела не следует и судами не установлено наличие спора между собственником объекта и собственником земельного участка, на котором объект расположен, а также нарушение прав иных лиц на такой объект (залогодержатель, обладатель сервитута, арендатор), общество вправе было обратиться к регистратору с заявлением о прекращении незаконных кадастрового учета и государственной регистрации права на спорный объект как на недвижимую вещь.
В случае отказа регистратора совершить указанные действия лицо вправе обжаловать его по правилам гл. 24 АПК РФ.
Поскольку п. 3 ч. 3 ст. 14 Закона № 218-ФЗ предусмотрено, что государственный кадастровый учет и государственная регистрация прав осуществляются одновременно в связи с прекращением существования объекта недвижимости, права на который зарегистрированы в Едином государственном реестре недвижимости, установление отсутствия оснований для осуществления кадастрового учета ввиду признания вещи движимой влечет прекращение на нее прав как на недвижимость.
Определение № 310-ЭС18-13357
21. Критериями применения льготных цен при выкупе указанных в п. 1 ст. 2 Федерального закона от 25 октября 2001 г. № 137 «О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации» земельных участков являются факт нахождения на земельном участке зданий, строений, сооружений, принадлежащих заявителю на праве собственности, которые ранее были отчуждены в процессе приватизации государственных (муниципальных) предприятий либо возведены на таких земельных участках вместо разрушенных или снесенных и ранее отчужденных из государственной или муниципальной собственности, а также обращение собственника указанного недвижимого имущества с надлежащим заявлением о выкупе земельного участка до 1 июля 2012 г.
В 2012 году объединение (продавец) и общество (покупатель) заключили договоры купли-продажи недвижимого имущества (комплекса зданий и сооружений), которое перешло в частную собственность в результате приватизации государственного предприятия. Комплекс зданий и сооружений располагался на земельном участке, переданном в 2010 году администрацией публично-правового образования (арендодатель) объединению (арендатор) в аренду на 49 лет.
Общество, став собственником объектов недвижимости, 1 июня 2012 г. обратилось в Комитет земельных ресурсов администрации с заявлением о предоставлении ему в собственность за плату земельного участка, на котором данные объекты расположены.
Администрация, рассмотрев заявление общества, в июне 2012 года предоставила обществу в собственность за плату испрашиваемый земельный участок для эксплуатации промплощадки в составе комплекса зданий и сооружений, здания гаража. При определении указанной платы была применена льготная выкупная цена земельного участка ввиду отчуждения расположенного на участке недвижимого имущества в процессе приватизации государственного предприятия.
В 2017 году администрация обратилась в арбитражный суд с иском о признании недействительным договора купли-продажи указанного земельного участка и взыскании с общества в пользу администрации неосновательного обогащения за пользование указанным земельным участком (в размере арендной платы), процентов за пользование чужими денежными средствами, ссылаясь на постановление следователя об отказе в возбуждении уголовного дела, согласно которому при подаче заявления о приобретении в собственность земельного участка общество представило поддельный документ – справку БТИ с целью приобретения данного участка по льготной цене.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, заявленные требования удовлетворены.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В силу п. 1 ст. 36 ЗК РФ, действовавшей до 1 марта 2015 г., исключительное право на приватизацию земельных участков или приобретение права аренды земельных участков имеют граждане и юридические лица – собственники зданий, строений, сооружений, расположенных на земельных участках, находящихся в государственной или муниципальной собственности. Приватизация таких земельных участков осуществляется в порядке и на условиях, установленных ЗК РФ, а также федеральными законами.
В п. 9 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 24 марта 2005 г. № 11 «О некоторых вопросах, связанных с применением земельного законодательства» разъяснено, что, определяя цену земельного участка по договору купли-продажи, заключаемому в соответствии со ст. 36 ЗК РФ, стороны должны руководствоваться Федеральным законом от 25 октября 2001 г. № 137 «О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации» (далее – Закон № 137-ФЗ), содержащим императивную норму о конкретных условиях определения стоимости земельного участка.
Пунктом 1 ст. 2 Закона № 137-ФЗ в редакции, действовавшей на момент подачи обществом заявления о выкупе, предусмотрено, что в соответствии с данным пунктом до 1 июля 2012 г. осуществляется продажа земельных участков, находящихся в государственной или муниципальной собственности, коммерческим организациям и индивидуальным предпринимателям, являющимся собственниками расположенных на таких земельных участках зданий, строений, сооружений, если эти здания, строения, сооружения были отчуждены из государственной или муниципальной собственности, а также в случае, если на таких земельных участках возведены или реконструированы здания, строения, сооружения либо если эти здания, строения, сооружения были возведены на таких земельных участках вместо разрушенных или снесенных и ранее отчужденных из государственной или муниципальной собственности зданий, строений, сооружений.
При приобретении указанными лицами таких земельных участков их цена устанавливается субъектами Российской Федерации в пределах двадцати процентов кадастровой стоимости земельного участка, расположенного в городах с численностью населения свыше трех миллионов человек, и двух с половиной процентов кадастровой стоимости земельного участка, расположенного в иной местности.
Спорный участок находится в публично-правовом образовании с населением менее трех миллионов человек.
Аналогичный подход, определяющий субъектный состав лиц, имеющих право на приобретение земельного участка по льготной цене, содержался в постановлении администрации, действовавшем на момент заключения спорного договора купли-продажи.
Таким образом, по смыслу п. 1 ст. 2 Закона № 137-ФЗ определяющими критериями применения льготных цен при выкупе указанных в данном пункте земельных участков являются факт нахождения на земельном участке зданий, строений, сооружений, принадлежащих заявителю на праве собственности, которые ранее были отчуждены в процессе приватизации государственных (муниципальных) предприятий либо возведены на таких земельных участках вместо разрушенных или снесенных и ранее отчужденных из государственной или муниципальной собственности, а также обращение собственника указанного недвижимого имущества с надлежащим заявлением о выкупе земельного участка до 1 июля 2012 г.
При этом право на льготное приобретение земельного участка имеет любой собственник указанных объектов недвижимости независимо от того, приобрел ли он недвижимость при приватизации или в результате последующих сделок (п. 9 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 (2016), утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 19 октября 2016 г.).
Суды, сделав вывод о нарушении земельного законодательства при определении в договоре выкупной цены в размере 2,5% кадастровой стоимости по причине отсутствия документов, подтверждающих отчуждение в процессе приватизации расположенного на участке здания гаража, не учли и в нарушение требований ст. 71, 162, 168 АПК РФ не дали оценку доводам общества и представленным им в дело доказательствам о том, что на момент заключения указанного договора за обществом было зарегистрировано право собственности на комплекс зданий и сооружений, которые в 1993 году были переданы в частную собственность в процессе приватизации предприятия и которые так же как и указанное здание гаража расположены на спорном земельном участке, сформированном для эксплуатации данного комплекса, поэтому общество в любом случае было вправе приобрести по льготной цене участок, занятый его объектами недвижимости и необходимый для их использования.
Кроме того, по утверждению общества, расположенное наряду с другими объектами недвижимости на спорном земельном участке здание гаража возникло в результате реконструкции вспомогательных приватизированных объектов. В подтверждение данного довода общество представило копию заявления объединения от 2002 года, направленного в уполномоченный муниципальный орган о выдаче разрешения на строительство (реконструкцию) гаража на арендованном земельном участке; копию разрешения на выполнение строительно-монтажных работ от 2003 года по реконструкции гаража на промплощадке завода лекарственных препаратов, выданного Инспекцией государственного архитектурно-строительного надзора Российской Федерации публично-правового образования; технический паспорт здания склада (1999 год) и технический паспорт здания гаража (2011 год), из которых следует, что площадь приватизированного здания склада с вспомогательными пристройками идентична площади реконструированного гаража.
Определение № 306-ЭС18-13221
22. При добросовестном исполнении обязательства новому кредитору на должника не могут быть возложены негативные последствия спора цедента и цессионария по поводу недействительности уступки. В этом случае цедент вправе потребовать денежную компенсацию от цессионария, принявшего исполнение от должника.
В рамках дела о банкротстве банка конкурсный управляющий (далее – агентство) обратился в суд с заявлением о признании недействительными двух договоров цессии, заключенных банком с обществом, и банковской операции по списанию денежных средств с расчетного счета указанного общества, открытого в банке, в счет оплаты за уступленное банком требование к торговому дому.
Определением арбитражного суда первой инстанции требования агентства удовлетворены. Суд апелляционной инстанции, рассмотревший спор по правилам, установленным процессуальным законодательством для рассмотрения дела в суде первой инстанции, постановлением отменил определение суда первой инстанции, признал недействительными оспариваемые сделки и банковскую операцию, применил последствия их недействительности в виде восстановления банка в правах кредитора по отношению к торговому дому по договору об открытии кредитной линии, восстановления обязательств Ч. перед банком по обеспечительным сделкам поручительства и залога, восстановления обязательств банка перед обществом по договору расчетного счета, а также обязания общества возвратить банку подлинные документы, удостоверяющие полученное требование.
Постановлением арбитражного суда округа постановление суда апелляционной инстанции изменено в части применения последствий недействительности сделок и банковской операции: арбитражный суд округа восстановил банк в правах кредитора по договору об открытии кредитной линии, заключенному банком с торговым домом, восстановил права банка по договорам поручительства и залога, заключенным банком и Ч., восстановил обязательства банка перед обществом по расчетному счету, открытому обществом в банке.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа в части применения последствий недействительности сделок и в отмененной части направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Как разъяснено в п. 14 Информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30 октября 2007 г. № 120 «Обзор практики применения арбитражными судами положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации», в случае признания судом соглашения об уступке требования недействительным (либо при оценке судом данной сделки как ничтожной и применении последствий ее недействительности) по требованию одной из сторон данной сделки исполнение, учиненное добросовестным должником цессионарию до момента признания соглашения недействительным, является надлежащим исполнением. Аналогичные разъяснения содержатся в п. 20 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21 декабря 2017 г. № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки».
В ходе рассмотрения спора торговый дом обращал внимание на то, что после уступки требования новый кредитор предъявил к нему иск о взыскании задолженности по кредитному договору. К участию в этом деле привлекалось агентство. Соответствующее ходатайство было заявлено торговым домом, который ссылался на риск оспаривания в деле о банкротстве банка договоров цессии как сделок с предпочтением (ст. 61.3 Закона о банкротстве). Однако в деле о взыскании долга агентство поддержало позицию нового кредитора, считало его притязания к торговому дому обоснованными. Определением арбитражного суда первой инстанции утверждено мировое соглашение между новым кредитором и торговым домом. По мнению торгового дома, зафиксированная в мировом соглашении задолженность им погашена на основании исполнительного листа, выданного новому кредитору и предъявленного им в кредитную организацию, обслуживающую торговый дом.
Впоследствии по заявлению агентства в деле о банкротстве банка были признаны недействительными договоры цессии. При этом торговый дом не извещался судом первой инстанции о начавшемся процессе, что послужило причиной отмены вынесенного этим судом определения по безусловному основанию. В такой ситуации судам надлежало исследовать и оценить поведение торгового дома с точки зрения добросовестности. Неверно определив предмет доказывания, суды не установили соответствующие обстоятельства, имеющие существенное значение для правильного разрешения требования агентства о применении последствий недействительности договоров цессии.
В случае добросовестного исполнения обязательства новому кредитору на торговый дом не могли быть возложены негативные последствия спора цедента и цессионария по поводу недействительности упомянутых договоров, в этом случае банк в лице агентства был вправе потребовать денежную компенсацию от общества – нового кредитора, принявшего исполнение от торгового дома.
Определение № 305-ЭС17-11566(14)
23. Соглашение между должником и кредитором об ограничении или запрете уступки требования по денежному обязательству не лишает силы такую уступку и не может служить основанием для расторжения договора. При этом цедент, совершивший уступку денежного требования в нарушение договорного запрета, не освобождается от ответственности перед должником за свои действия.
Общество обратилось к конкурсному управляющему банка – государственной корпорации «Агентство по страхованию вкладов» (далее – Агентство) с заявлением о включении в реестр требований кредиторов задолженности, составляющей остаток средств на банковском счете.
Конкурсный управляющий отказал во включении требований в реестр.
Общество уступило право требования по договору банковского счета компании на основании договора уступки прав требования (цессии), о чем Агентство было уведомлено.
После этого в рамках дела о банкротстве банка компания обратилась с возражениями на действия конкурсного управляющего по невключению требований общества в реестр требований кредиторов.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями судов апелляционной инстанции и округа, в удовлетворении заявленных требований отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В результате заключения обществом и компанией договора уступки прав требования на стороне кредитора произошло сингулярное правопреемство, то есть было заменен кредитор в обязательстве из договора банковского счета по возврату остатка средств. При этом на день заключения соглашения об уступке общество (цедент) уже приступило к защите своих прав на получение остатка денежных средств по счету путем обращения к конкурсному управляющему с заявлением о включении требований в реестр (п. 1 и 4 ст. 189.85 Закона о банкротстве).
В силу п. 1 ст. 384 ГК РФ к новому кредитору переходят права в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту уступки. Применительно к рассматриваемому случаю это означает, что к компании как новому кредитору должны были перейти и все правомочия, возникшие в результате инициирования обществом досудебного механизма защиты своего права, поэтому компания заменила общество в отношениях с банком и в этой части тоже.
Из указанного следует, что, вопреки выводам судов, компания как новый кредитор была вправе обратиться с заявлением о возражениях на действия Агентства (п. 5 ст. 189.85 Закона о банкротстве), выразившиеся в невключении требований первоначального кредитора (общества) в реестр.
Судебная коллегия не может согласиться и с выводами судов в части толкования положений гражданского законодательства о последствиях уступки денежного требования в нарушение договорного запрета.
Договор банковского счета обществом и банком заключен в 2016 году, то есть к отношениям по уступке прав из этого договора применяются положения п. 3 ст. 388 ГК РФ в редакции Федерального закона от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ. Согласно названной норме соглашение между должником и кредитором об ограничении или запрете уступки требования по денежному обязательству не лишает силы такую уступку и не может служить основанием для расторжения договора. При этом цедент, совершивший уступку денежного требования в нарушение договорного запрета, не освобождается от ответственности перед должником за свои действия.
Учитывая, что банк после отзыва лицензии и введения в отношении него конкурсного производства лишен возможности осуществлять банковскую деятельность, в том числе исполнять поручения клиентов по договору банковского счета, с точки зрения норм гражданского права, требование клиента о включении в реестр, как правило, должно быть квалифицировано как требование о возврате остатка денежных средств на счете в связи с расторжением договора (п. 5 ст. 859 ГК РФ), при этом имевшиеся по соглашению банковского счета запреты и ограничения, касающиеся допустимости уступки прав, сохраняют силу (абзац второй п. 3 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 6 июня 2014 г. № 35 «О последствиях расторжения договора»).
Учитывая изложенное, судебная коллегия пришла к выводу, что спорная уступка прав от общества к компании имела юридическую силу и потому суды должны были рассмотреть вопрос о включении задолженности перед новым кредитором в реестр по существу.
В связи с неправильным применением судами норм материального права суды не устанавливали обстоятельства, имеющие существенное значение для правильного разрешения спора и, соответственно, не давали правовую оценку представленным по обособленному спору доказательствам в подтверждение факта наличия остатка денежных средств на счете и его размера.
Определение № 305-ЭС18-14111
24. Разрешение вопроса о наличии (отсутствии) экономии подрядчика невозможно до установления наличия (отсутствия) недостатков работ и негативных последствий от замены материала и изменения способа выполнения работ подрядчиком.
Общество (генподрядчик) и компания (заказчик) заключили договор подряда на выполнение работ по строительству жилых домов. Обществом дома построены, застройщиком получены разрешения на ввод объектов в эксплуатацию. При этом стоимость фактически выполненных работ по их строительству меньше цены, указанной в сметной документации к договору.
Общество, полагая, что разница между первоначальной твердой ценой договора и стоимостью выполненных подрядчиком работ является экономией подрядчика, обратилось в арбитражный суд с иском к компании о взыскании экономии, образовавшейся в результате выполнения работ.
Решением суда первой инстанции в удовлетворении иска отказано.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, решение отменено; иск удовлетворен в части.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Согласно ст. 710 ГК РФ в случаях, когда фактические расходы подрядчика оказались меньше тех, которые учитывались при определении цены работы, подрядчик сохраняет право на оплату работ по цене, предусмотренной договором подряда, если заказчик не докажет, что полученная подрядчиком экономия повлияла на качество выполненных работ.
По смыслу ст. 710 ГК РФ не может рассматриваться как экономия подрядчика арифметическая разница между ценой договора и стоимостью фактически выполненных работ, образовавшаяся за счет уменьшения объемов работ по сравнению с объемом, предусмотренным договором, использования меньшего, чем предусмотрено договором подряда, количества материалов, использования не предусмотренных договором материалов, замены материалов и оборудования на более дешевые модели.
Суд первой инстанции, отказывая в удовлетворении иска, пришел к выводу о том, что в данном случае разница между ценой, указанной в сметной документации к договору, и стоимостью фактически выполненных обществом работ образовалась в результате изменения проектной документации (уменьшения объема работ, объема и стоимости материалов, оборудования), что не может быть признано экономией подрядчика. При этом выводы эксперта, изложенные в заключении (по результатам проведенной при рассмотрении дела в суде первой инстанции судебной экспертизы с целью определения, имела ли место экономия подрядчика при выполнении работ по договору и ее размер), о наличии экономии подрядчика признаны судом ошибочными и отклонены.
Суды апелляционной и кассационной инстанций, отменяя решение суда первой инстанции и удовлетворяя иск частично, исходили из наличия экономии подрядчика в размере, составляющем разницу между общей стоимостью работ в соответствии с измененными итоговыми сметами и стоимостью выполненных работ согласно актам по форме КС-2 и КС-3.
При этом судами в нарушение ст. 271, 289 АПК РФ не указаны конкретные обстоятельства и доказательства, подтверждающие как наличие экономии подрядчика в смысле ст. 710 ГК РФ, так и основания ее образования (состав экономии).
Выводы эксперта, изложенные в названном заключении, судами апелляционной и кассационной инстанций также не приняты, однако причины непринятия этих выводов не указаны.
Из положений ст. 710 ГК РФ следует, что подрядчик имеет право на оплату полученной экономии, если она не повлияла на качество выполненных работ.
Между тем в производстве арбитражного суда находится дело по иску компании к обществу об уменьшении цены спорного договора на стоимость выполненных работ ненадлежащего качества и взыскании ее в пользу заказчика, в рамках которого назначена судебная экспертиза для определения вида, объема и стоимости выполненных обществом строительно-монтажных работ ненадлежащего качества.
Таким образом, разрешение вопроса о наличии (отсутствии) экономии подрядчика невозможно до установления наличия (отсутствия) недостатков работ и негативных последствий от замены материала и изменения способа выполнения работ подрядчиком.
Определение № 301-ЭС18-13414
25. Если одним арендодателем было заключено несколько договоров аренды с разными арендаторами по поводу одного имущества в целом, то арендатор, которому не было передано имущество, являющееся объектом договора аренды, вправе требовать от арендодателя, не исполнившего договор аренды, возмещения причиненных убытков и уплаты установленной договором неустойки.
Наличие нескольких сделок аренды в отношении одного и того же имущества не влечет недействительность этих сделок.
Обществом (арендатор) и компанией (арендодатель) заключен договор аренды недвижимого имущества. Регистрация данного договора приостановлена из-за наличия в ЕГРП информации о ранее заключенных и не прекращенных в установленном законом порядке договоров аренды этого имущества с третьими лицами.
Общество, ссылаясь на то, что сделка по предоставлению арендодателем имущества уже переданного им ранее в аренду иному лицу не соответствует требованиям действующего законодательства, обратилось в арбитражный суд с иском о признании договора аренды недействительным.
Решением суда первой инстанции в удовлетворении иска отказано.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, решение суда первой инстанции отменено, заявленное обществом требование удовлетворено.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В силу п. 3 ст. 611 ГК РФ, если арендодатель не предоставил арендатору сданное внаем имущество в указанный в договоре аренды срок, а в случае, когда в договоре такой срок не указан, – в разумный срок, арендатор вправе истребовать от него это имущество в соответствии со ст. 398 ГК РФ и потребовать возмещения убытков, причиненных задержкой исполнения, либо потребовать расторжения договора и возмещения убытков, причиненных его неисполнением.
По правилам ст. 398 ГК РФ в случае неисполнения обязательства передать индивидуально-определенную вещь в собственность, в хозяйственное ведение, в оперативное управление или в возмездное пользование кредитору последний вправе требовать отобрания этой вещи у должника и передачи ее кредитору на предусмотренных обязательством условиях. Это право отпадает, если вещь уже передана третьему лицу, имеющему право собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления. Если вещь еще не передана, преимущество имеет тот из кредиторов, в пользу которого обязательство возникло раньше, а если это невозможно установить, – тот, кто раньше предъявил иск.
Вместо требования передать ему вещь, являющуюся предметом обязательства, кредитор вправе потребовать возмещения убытков.
В п. 13 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 17 ноября 2011 г. № 73 «Об отдельных вопросах практики применения правил Гражданского кодекса Российской Федерации о договоре аренды» (далее – Постановление № 73) разъяснено, что при разрешении споров из договоров аренды, которые были заключены по поводу одного и того же имущества (за исключением случаев, когда арендаторы пользуются различными частями одной вещи или пользование вещью осуществляется арендаторами попеременно в различные периоды времени), судам необходимо исходить из того, что если объектом нескольких договоров аренды, заключенных с несколькими лицами, является одно и то же имущество в целом, то к отношениям арендаторов и арендодателя подлежат применению положения ст. 398 ГК РФ. Арендатор, которому не было передано имущество, являющееся объектом договора аренды, вправе требовать от арендодателя, не исполнившего договор аренды, возмещения причиненных убытков и уплаты установленной договором неустойки.
Судам также необходимо учитывать, что наличие в ЕГРП записи об аренде недвижимой вещи само по себе не препятствует внесению в реестр записи о другом договоре аренды той же вещи. Такое внесение допустимо, например, если обременение устанавливается на весь объект недвижимости в целом, однако исполнение обязательств по одному из договоров аренды не будет препятствовать исполнению обязательств по другому договору (например, если арендаторы используют разные части недвижимой вещи).
Таким образом, действующим законодательством предусмотрен специальный способ защиты арендатора, лишенного возможности использовать вещь по причине того, что ранее она была в целом передана другому арендатору, – требовать возмещения убытков и уплаты установленной договором неустойки. Это означает, что наличие нескольких сделок аренды в отношении одного и того же имущества в целом не влечет недействительность этих сделок, такие договоры порождают лишь различные обязательства перед контрагентами.
Следовательно, вывод суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа применительно к ситуациям заключения арендодателем в отношении одной и той же вещи в целом нескольких договоров аренды с разными лицами, что сделка с арендатором, которому вещь не была передана, является недействительной (ничтожной), сделан при неправильном толковании и применении ст. 398, п. 3 ст. 611 ГК РФ и п. 13 Постановления № 73.
Кроме того, само по себе наличие в ЕГРП записей об обременении объектов недвижимости арендой по договорам, заключенным компанией и третьими лицами, не означает, что данные договоры действовали на момент заключения оспариваемого договора аренды с обществом, и не подтверждает факт заключения арендодателем нескольких договоров в отношении одной и той же вещи с разными лицами.
Между тем, в нарушение ст. 71 АПК РФ, суды первой и апелляционной инстанций представленные компанией документы о расторжении договоров аренды с третьими лицами не исследовали и не дали им надлежащей оценки.
Определение № 305-ЭС18-12573
26. При расторжении нарушенного арендатором договора аренды и заключении замещающего договора по более низкой цене арендодатель имеет право на возмещение конкретных убытков в виде разницы между ценой, установленной в прекращенном договоре, и ценой, предусмотренной замещающим договором.
Предприниматель (арендодатель) и общество (арендатор) заключили договор аренды недвижимого имущества. Из-за нарушений обществом условий данного договора предприниматель досрочно расторг его в одностороннем порядке и передал это имущество в аренду компании по более низкой цене.
Впоследствии предприниматель обратился в суд с иском к обществу о взыскании причиненных ему убытков из-за расторжения договора аренды.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении исковых требований отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Отказывая в удовлетворении заявленных исковых требований, суды, руководствуясь положениями ст. 15, 393, 393.1, 421 ГК РФ, пришли к выводу, что уменьшение размера арендной платы по вновь заключенным договорам взамен первоначального с обществом не является следствием противоправных действий общества, предпринимателем добровольно включены в договор наименее выгодные для него условия относительно размера арендной платы.
Суды не учли, что ст. 393.1 ГК РФ содержит специальное основание для взыскания убытков. Закон предоставил кредитору право на взыскание убытков в случае, предусмотренном ст. 393.1 ГК РФ, исчисляемых в виде разницы между ценой, установленной в расторгнутом договоре, и ценой замещающей сделки, а также любые другие понесенные им убытки.
Из приведенной нормы права и п. 12 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (далее – Постановление № 7) следует, что суды при рассмотрении дела должны установить наличие обстоятельств, подтверждающих в том числе: неисполнение или ненадлежащее исполнение условий договора должником, возлагающих на него определенные обязанности; прекращение договора между сторонами явилось следствием нарушения должником условий договора; кредитором заключен аналогичный (замещающий) договор на иных по сравнению с первоначальным договором условиях, ухудшающий его имущественный интерес. При этом добросовестность кредитора и разумность его действий при заключении замещающей сделки предполагается, пока должником не доказано обратное.
Рассмотрение настоящего дела как спора о взыскании убытков, предусмотренных ст. 393.1 ГК РФ, и отказ в его удовлетворении в связи с отсутствием вины общества в причинении убытков не соответствует положениям указанной статьи, необоснованно освобождает общество от неблагоприятных последствий, наступивших у его контрагента после расторжения с ним договора в результате ненадлежащего исполнения им своих обязанностей, усугубившихся впоследствии по причинам, не зависящим от предпринимателя.
Кроме того, суды в обоснование своих выводов также указали на то, что, исходя из представленной в материалы дела аналитической справки, в 2015 году произошла переориентация рынка недвижимости, в связи с чем цены и ставки аренды значительно снизились. Поскольку изложенные в этой справке сведения опровергнуты не были, а общество предлагало предпринимателю снизить размер арендной платы, суды сочли, что общество при указанных обстоятельствах не может нести риск снижения арендной платы на рынке недвижимости.
Между тем в п. 22 Постановления № 7 было разъяснено, что по смыслу ст. 393.1 ГК РФ, п. 1 и 2 ст. 405 ГК РФ риски изменения цен на сопоставимые товары, работы или услуги возлагаются на сторону, неисполнение или ненадлежащее исполнение договора которой повлекло его досрочное прекращение, например в результате расторжения договора в судебном порядке или одностороннего отказа другой стороны от исполнения обязательства.
Суждение судов о возможности требования возмещения убытков в виде разницы цен только лишь при отрицательной разнице, то есть когда цена заменяющего договора выше цены расторгнутого, не основано на законе. Более того, в случае если по замещающим сделкам предпринимателя цена аренды была бы выше, чем по договорам, заключенным с обществом, у предпринимателя не имелось бы оснований обращаться с иском по данному делу.
Определение № 309-ЭС18-8924
27. Публично-правовое образование обязано возместить лицу убытки, причиненные действиями работников или служащих этого публично-правового образования по подделке доказательств и незаконному изъятию собственности указанного лица, в частности убытки в виде неполученной арендной платы.
Общество на основании договора купли-продажи в 2005 году приобрело здание, на которое зарегистрировало право собственности в установленном порядке.
В 2010 году общество передало это здание в аренду.
Впоследствии вступившим в законную силу решением суда по другому делу по иску уполномоченного органа (далее – департамент) признано право собственности субъекта Российской Федерации на данное здание. Во исполнение решения суда общество и его арендатор выселены из занимаемых помещений.
При пересмотре указанного дела по вновь открывшимся обстоятельствам решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении иска департамента к обществу отказано.
Общество обратилось в арбитражный суд с иском к департаменту о взыскании упущенной выгоды, образовавшейся в результате выселения названного общества и его арендатора из здания.
Решением суда первой инстанции иск удовлетворен.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, решение суда первой инстанции отменено, в удовлетворении иска отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа и оставила в силе решение суда первой инстанции по следующим основаниям.
В соответствии с п. 1 ст. 1064 ГК РФ вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред. Законом обязанность возмещения вреда может быть возложена на лицо, не являющееся причинителем вреда.
Такие случаи, установленные законом, предусмотрены ст. 1068 и 1069 ГК РФ. В силу п. 1 ст. 1068 ГК РФ юридическое лицо либо гражданин возмещает вред, причиненный его работником при исполнении трудовых (служебных, должностных) обязанностей. Согласно ст. 1069 ГК РФ вред, причиненный гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления либо должностных лиц этих органов, в том числе в результате издания не соответствующего закону или иному правовому акту акта государственного органа или органа местного самоуправления, подлежит возмещению.
Предъявление иска по данному делу к департаменту обусловлено совершением его работниками на основании предоставленных полномочий действий по приобретению права собственности публичного образования на спорные помещения. Целью обращения в суд с таким иском явилось присуждение имущества в пользу публичного образования. Представление суду документа с признаками подделки, явившегося основным доказательством по делу, в отсутствие иных правовых оснований послужило основанием для удовлетворения иска о признании права собственности за публичным образованием.
Ранее решением арбитражного суда департаменту было отказано в удовлетворении иска к предыдущему собственнику здания о признании за публичным образованием права собственности на это здание. При последующем обращении в суд с аналогичным требованием к обществу, впоследствии приобретшему имущество на основании договора купли-продажи, представители департамента не указали данной информации, представив сфальсифицированный документ в его обоснование.
Судебный акт явился основанием для государственной регистрации права собственности публичного образования, осуществление которой стало возможным после обращения в его интересах за совершением этого регистрационного действия.
В результате рассмотрения спора по указанному делу в пользу департамента, от имени которого действовали его работники, осуществляющие процессуальные полномочия, в том числе по представлению доказательств в обоснование иска, присуждения имущества в пользу публичного образования, у общества прекратилось возникшее на законных основаниях право собственности.
Фактическое владение обществом своими помещениями прервалось в 2015 году в результате исполнения принятого арбитражным судом решения по иску департамента о выселении из них истца и его арендатора после установления факта подделки доказательства (февраль 2011 года).
В связи с утратой владения общество в течение определенного времени не имело возможности извлекать из своего имущества доходы, что повлекло причинение ему вреда.
Таким образом, установленные по делу обстоятельства свидетельствуют о том, что причинившие вред обществу физические лица осуществляли свои служебные обязанности, действовали в интересах публично-правового образования, обладали соответствующими полномочиями, в связи с чем вред на основании ст. 1064, 1068 ГК РФ подлежит взысканию с департамента.
Определение № 305-ЭС18-14652
28. Наделение хозяйствующего субъекта, созданного в форме бюджетного учреждения, функциями по осуществлению на землях лесного фонда федерального государственного лесного надзора и федерального государственного пожарного надзора в лесах является нарушением ч. 3 ст. 15 Федерального закона от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции».
Административный орган обратился в антимонопольный орган с заявлением о нарушении главным управлением лесами субъекта Российской Федерации антимонопольного законодательства, выразившемся в наделении бюджетного учреждения функциями органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации по осуществлению на землях лесного фонда федерального государственного лесного надзора и федерального государственного пожарного надзора в лесах.
Антимонопольный орган отказал в возбуждении дела о нарушении антимонопольного законодательства, посчитав, что в действиях главного управления лесами субъекта Российской Федерации отсутствуют признаки нарушения положений ч. 3 ст. 15 Федерального закона от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции» (далее – Закон № 135-ФЗ).
Не согласившись с решением антимонопольного органа, административный орган обратился в арбитражный суд с заявлением о признании решения незаконным.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленного требования отказано. При этом суды исходили из того, что положениями ч. 2.1 ст. 96 и ч. 2 ст. 97 Лесного кодекса Российской Федерации (далее – ЛК РФ) предусмотрены исключения из установленного ч. 3 ст. 15 Закона № 135-ФЗ запрета на наделение государственного учреждения, в том числе бюджетного, правом осуществления государственных функций.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и удовлетворила заявление административного органа по следующим основаниям.
В силу ч. 2.1 ст. 96, ч. 2 ст. 97 ЛК РФ федеральный государственный лесной надзор (лесная охрана) и федеральный государственный пожарный надзор в лесах могут осуществляться государственными учреждениями, подведомственными органам государственной власти субъектов Российской Федерации, в пределах полномочий указанных органов, определенных в соответствии с ч. 1 ст. 83 ЛК РФ.
При этом следует иметь в виду, что, в соответствии с п. 1 ст. 123.22 ГК РФ, государственное учреждение может быть казенным, бюджетным или автономным учреждением.
Казенное учреждение – государственное (муниципальное) учреждение, осуществляющее оказание государственных (муниципальных) услуг, выполнение работ и (или) исполнение государственных (муниципальных) функций в целях обеспечения реализации предусмотренных законодательством Российской Федерации полномочий органов государственной власти (государственных органов) или органов местного самоуправления, финансовое обеспечение деятельности которого осуществляется за счет средств соответствующего бюджета на основании бюджетной сметы (ст. 6 Бюджетного кодекса Российской Федерации, далее – БК РФ).
Бюджетным учреждением признается некоммерческая организация, созданная Российской Федерацией, субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием для выполнения работ, оказания услуг в целях обеспечения реализации предусмотренных законодательством Российской Федерации полномочий соответственно органов государственной власти (государственных органов) или органов местного самоуправления в сферах науки, образования, здравоохранения, культуры, социальной защиты, занятости населения, физической культуры и спорта, а также в иных сферах (п. 1 ст. 9.2 Федерального закона от 12 января 1996 г. № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях», далее – Закон № 7-ФЗ).
Автономным учреждением признается некоммерческая организация, созданная Российской Федерацией, субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием для выполнения работ, оказания услуг в целях осуществления предусмотренных законодательством Российской Федерации полномочий органов государственной власти, полномочий органов местного самоуправления в сферах науки, образования, здравоохранения, культуры, средств массовой информации, социальной защиты, занятости населения, физической культуры и спорта, а также в иных сферах в случаях, установленных федеральными законами (в том числе при проведении мероприятий по работе с детьми и молодежью в указанных сферах) (ст. 2 Федерального закона от 3 ноября 2006 г. № 174-ФЗ «Об автономных учреждениях», далее – Закон № 174-ФЗ).
Исходя из системного толкования положений ст. 6 БК РФ, ст. 9.2 Закона № 7-ФЗ, ст. 2 Закона № 174-ФЗ, п. 6 Методических рекомендаций по определению критериев изменения типа государственных учреждений субъектов Российской Федерации и муниципальных учреждений с учетом сферы их деятельности, утвержденных Распоряжением Правительства Российской Федерации от 7 сентября 2010 г. № 1505-р, для исполнения государственных функций может создаваться только казенное учреждение, за исключением случаев, прямо установленных федеральными законами. Автономное учреждение и бюджетное учреждение создаются публично-правовым образованием для выполнения государственных (муниципальных) работ, оказания государственных (муниципальных) услуг и не вправе исполнять государственные функции, за исключением случаев, прямо установленных федеральными законами.
В настоящее время законодательством Российской Федерации не предусмотрена возможность осуществления бюджетными и автономными учреждениями федерального государственного лесного надзора (лесной охраны) и федерального государственного пожарного надзора в лесах.
Таким образом, вопреки доводам антимонопольного органа и выводам судов, в действиях главного управления лесами субъекта Российской Федерации, наделившего бюджетное учреждение функциями и правами органов государственного контроля и надзора, содержатся признаки нарушения ч. 3 ст. 15 Закона № 135-ФЗ.
Следовательно, выводы судов об отсутствии у антимонопольного органа правовых оснований для возбуждения дела о нарушении антимонопольного законодательства по обращению административного органа являются ошибочными, не соответствующими положениям п. 1, 2 ч. 2 ст. 39 Закона № 135-ФЗ.
Определение № 309-КГ18-10521
29. При отсутствии в гл. 23 НК РФ норм, определяющих порядок обложения налогом на доходы физических лиц сумм, получаемых физическими лицами, необходимо руководствоваться общим принципом определения дохода исходя из извлеченной гражданином экономической выгоды.
По результатам проверки налоговым органом принято решение о привлечении общества к налоговой ответственности за неудержание и неперечисление в бюджет налога на доходы физических лиц. Основанием для принятия указанного решения послужил вывод налогового органа, что при выплате денежных средств физическим лицам-участникам общество в качестве налогового агента было обязано исчислить, удержать и перечислить в бюджет налог на доходы физических лиц. По мнению налогового органа, в данном случае налогообложению подлежала вся сумма выплаченных участникам общества средств.
Общество обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании решения налогового органа незаконным.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленного требования отказано. Суды исходили из того, что в гл. 23 НК РФ (в редакции, действующей до вступления в силу Федерального закона от 8 июня 2015 г. № 146-ФЗ «О внесении изменений в главу 23 части второй Налогового кодекса Российской Федерации», далее – Закон № 146-ФЗ) отсутствовали положения, которые бы позволяли уменьшать выплаты, производимые участниками организации при уменьшении уставного капитала, на затраты, связанные с ранее осуществленными вложениями в уставный капитал.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в связи со следующим.
На основании ст. 209 НК РФ возникновение обязанности по уплате налога на доходы физических лиц, установленного гл. 23 НК РФ, связывается с наличием объекта налогообложения – получением гражданами дохода от соответствующих источников.
Глава 23 НК РФ в редакции, действовавшей в период возникновения спорных правоотношений (до 1 января 2016 г.), не содержала норм, определяющих порядок обложения налогом на доходы физических лиц сумм, получаемых физическими лицами – участниками организации при уменьшении уставного капитала.
Однако это не означает, что все поступившие физическим лицам суммы образуют их доход и подлежат налогообложению. Устанавливая налоговые последствия уплаты денежных средств, необходимо руководствоваться закрепленным ст. 41 НК РФ общим принципом определения дохода исходя из извлеченной гражданином экономической выгоды.
Таким образом, судам следовало дать оценку тому, привели ли произведенные выплаты к образованию экономической выгоды у физических лиц и в каком размере, принимая во внимание природу тех операций, в связи с совершением которых участники хозяйственного общества получили денежные средства.
Как вытекает из взаимосвязанных положений п. 1 ст. 14, п. 1 ст. 15 и п. 1 ст. 20 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью», уменьшение уставного капитала общества с ограниченной ответственностью, производимое путем уменьшения номинальной стоимости долей всех участников, является обратной операцией по отношению к оплате долей в уставном капитале, осуществляемой участниками при учреждении хозяйственного общества, то есть по существу выступает частичным возвратом ранее внесенного участником вклада (его стоимости).
Учитывая изложенное, если выплаченные физическому лицу – участнику организации денежные средства не превышают величину произведенного им в соответствующей части вложения, имущественное положение налогоплательщика не улучшается, а приводится в состояние, имевшее место до оплаты доли в уставном капитале, что, по смыслу ст. 41 НК РФ, свидетельствует об отсутствии дохода.
Иной подход приводил бы к взиманию налога с капитала, а не дохода, то есть к подмене установленного ст. 209 НК РФ объекта налогообложения, и, вопреки п. 3 ст. 3 НК РФ, не позволил бы обеспечить экономически обоснованное налогообложение доходов физических лиц, приводя к повторному налогообложению того дохода, за счет которого участниками общества была осуществлена оплата долей в уставном капитале организации при ее учреждении.
Начиная с 1 января 2016 г. в подп. 1 п. 1 и подп. 2 п. 2 ст. 220 НК РФ (в редакции Закона № 146-ФЗ) законодателем прямо закреплен порядок исчисления налога, который предполагает уменьшение суммы денежных средств, полученных при уменьшении номинальной стоимости доли в уставном капитале, на величину расходов, связанных с ее приобретением. Однако отсутствие в гл. 23 НК РФ до 1 января 2016 г. конкретных правил исчисления налога при получении физическими лицами – участниками хозяйственного общества денежных средств от уменьшения уставного капитала не должно рассматриваться в качестве обстоятельства, позволяющего осуществлять налогообложение данных поступлений вопреки ст. 3, 41 и 209 НК РФ.
На основании изложенного требования общества подлежали удовлетворению.
Определение № 308-КГ18-11090
30. В тех случаях, когда соотношение договорной цены и суммы НДС относительно друг друга прямо не определено в договоре и не может быть установлено по обстоятельствам, предшествующим заключению договора, или иным условиям договора, расчет недоимки по НДС исчисляется по расчетной ставке 18/118.
Решением налогового органа индивидуальный предприниматель привлечен к ответственности за совершение налогового правонарушения, в результате которого предпринимателю начислены недоимка по НДС, пени по налогу, штраф за неуплату налога, предусмотренного п. 1 ст. 122 НК РФ, а также штраф за непредставление в установленный срок налоговых деклараций по НДС, предусмотренный ст. 119 НК РФ.
Основанием для принятия указанного решения послужил вывод налогового органа о получении налогоплательщиком дохода от осуществления предпринимательской деятельности по сдаче объектов недвижимого имущества в аренду.
При определении размера недоимки налоговый орган руководствовался положениями п. 1 ст. 154 и п. 3 ст. 164 НК РФ, исчислив налог по ставке 18 процентов от согласованной предпринимателем и обществом арендной платы, то есть определил налог в дополнение к установленной арендной плате.
Индивидуальный предприниматель обратился в арбитражный суд с заявлением о признании решения налогового органа незаконным.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленных требований отказано. Суды исходили из того, что в договорах аренды отсутствовало упоминание о включении налога в согласованную сторонами арендную плату, а платежные поручения на перечисление арендной платы содержали указание об осуществлении расчетов «без НДС». Принимая во внимание, что включение налога в арендную плату не следовало ни из договоров, ни из обстоятельств, предшествующих их заключению, или прочих условий договоров, суды отметили, что в данном случае налог не может исчисляться по расчетной ставке 18/118, сославшись при этом на разъяснения, данные в п. 17 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30 мая 2014 г. № 33 «О некоторых вопросах, возникающих у арбитражных судов при рассмотрении дел, связанных с взиманием налога на добавленную стоимость» (далее – Постановление № 33).
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в связи со следующим.
На основании п. 3 ст. 3 НК РФ необходимо учитывать, что по своей экономико-правовой природе НДС является налогом на потребление товаров (работ, услуг), то есть косвенным налогом, перелагаемым на потребителей.
В силу положений п. 2 ст. 153 и подп. 2 п. 1 ст. 162 НК РФ при совершении налогооблагаемых операций сумма НДС определяется исходя из всех поступлений налогоплательщику, связанных с расчетами по оплате реализованных товаров (работ, услуг). При этом на основании п. 1 ст. 168 НК РФ сумма НДС, исчисленная по соответствующим операциям реализации товаров (работ, услуг), предъявляется продавцом к уплате покупателю.
Таким образом, по общему правилу, НДС является частью цены договора, подлежащей уплате налогоплательщику со стороны покупателей. Уплачиваемое (подлежащее уплате) покупателями встречное предоставление за реализованные им товары (работ, услуги) является экономическим источником для взимания данного налога.
Из этого вытекает, что при реализации товаров (работ, услуг) покупателям НДС не может исчисляться в сумме, которая не соответствовала бы реально сформированной цене и не могла быть полностью предъявлена к уплате покупателями в ее составе, что, по существу, означало бы взимание налога без переложения на потребителя за счет иного экономического источника – собственного имущества хозяйствующего субъекта (продавца).
Пленум Высшего Арбитражного суда Российской Федерации в п. 17 Постановления № 33 занял иной подход, отметив, что бремя надлежащего учета сумм НДС при определении окончательного размера указанной в договоре цены, ее выделения в расчетных и первичных учетных документах, счетах-фактурах отдельной строкой лежит только на одной из сторон сделки – на продавце как налогоплательщике.
Соответственно, как вытекает из абзаца второго п. 17 Постановления № 33, в тех случаях, когда соотношение договорной цены и суммы НДС относительно друг друга прямо не определено в договоре и не может быть установлено по обстоятельствам, предшествующим заключению договора, или иным условиям договора, то, по общему правилу, сумма налога, предъявляемая покупателю продавцом, выделяется последним из указанной в договоре цены, для чего определяется расчетным методом (п. 4 ст. 164 НК РФ).
Поэтому в настоящее время возможность увеличения цены сделки и дополнительного взыскания сумм НДС с покупателя в случае неправильного учета налога продавцом при формировании окончательного размера цены договора допускается судебной практикой в случаях, когда такая возможность согласована обеими сторонами договора в соответствии со ст. 421 ГК РФ либо предусмотрена нормативными правовыми актами.
Отсутствие в договорах аренды и иных документах указания на то, что установленная в них плата за пользование имуществом включает в себя сумму НДС, и указание «без НДС» в платежных поручениях в данном случае является следствием того, что при заключении договоров предприниматель не рассматривал себя в качестве плательщика НДС и не предполагал необходимость учета данного налога при определении окончательного размера арендной платы, а не свидетельством согласия сторон договора на возможность увеличения арендной платы в случае возникновения необходимости предъявления налога.
Это означает, что в отношениях предпринимателя и арендатора цена услуг по аренде окончательно сформирована в тех размерах, которые указаны в договорах аренды, вне зависимости от того, признавался бы предприниматель плательщиком НДС на момент заключения договоров либо нет. Заключение договоров аренды налогоплательщиком изначально в статусе предпринимателя не привело бы к установлению большей арендной платы.
В сложившейся ситуации изменение квалификации статуса гражданина может служить основанием для того, чтобы определить его права и обязанности как плательщика НДС способом, согласующимся с действительно сложившимися экономическими условиями деятельности налогоплательщика, таким образом, как если бы НДС изначально предъявлялся к уплате арендатору в рамках установленных в договорах размерах платы за пользованием имуществом, то есть с применением расчетной ставки налога (п. 4 ст. 164 НК РФ и абзац второй п. 17 Постановления № 33).
При таких обстоятельствах вывод судов о правомерности исчисления налога предпринимателю по ставке 18 процентов в дополнение к установленной в договорах арендной плате вместо выделения налога из арендной платы с применением расчетной ставки 18/118 не может быть признан обоснованным.
Определение № 306-КГ18-13128
31. Отражение налоговым органом в справках о состоянии расчетов с бюджетом одновременно недоимки и переплаты по одному и тому же налогу в одинаковых размерах по состоянию на одну дату является свидетельством отсутствия налоговой задолженности перед бюджетом. Отказ в предоставлении государственной услуги в такой ситуации носит формальный и незаконный характер.
Общество обратилось в государственный орган с заявлением о продлении срока действия лицензии на розничную продажу алкогольной продукции, уплатив при этом государственную пошлину.
Государственным органом принято решение об отказе в продлении указанной лицензии в связи с наличием у общества трех рублей недоимки по упрощенной системе налогообложения.
Согласно сведениям из налогового органа у общества одновременно имелась переплата по тому же налогу и на ту же сумму. С учетом данной переплаты общество уплатило налог на три рубля меньше причитавшейся суммы.
В дальнейшем общество повторно обратилось в лицензирующий орган с аналогичным заявлением, и срок действия лицензии был продлен.
В тоже время общество не согласилось с первоначальным отказом государственного органа и обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании незаконным отказа в продлении срока действия лицензии, об обязании государственного органа оказать государственную услугу по продлению срока действия лицензии, оплаченную платежным поручением, так как обществу пришлось повторно уплачивать государственную пошлину в связи с неправомерными действиями лицензирующего органа.
Решением суда первой инстанции заявленные требования удовлетворены частично: решение об отказе в продлении срока действия лицензии признано незаконным, в пользу общества взыскана государственная пошлина, в удовлетворении остальной части заявления отказано.
Суд первой инстанции пришел к выводу, что налоговая задолженность перед бюджетом у общества отсутствовала, поскольку не поступившие в бюджет три рубля минимального налога полностью покрывались имевшейся переплатой на такую же сумму.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, решение суда первой инстанции в части удовлетворения требований общества и взыскания расходов по государственной пошлине отменено, в удовлетворении требования общества в указанной части отказано, а в остальной части решение оставлено без изменения.
Суды исходили из того, что у министерства отсутствовала обязанность самостоятельно учитывать факт наличия у общества переплаты по налогу в таком же размере, поскольку решение о зачете недоимки в счет имевшейся переплаты инспекцией не принималось. В обоснование данного вывода суды сослались на то, что, согласно п. 5 ст. 78 НК РФ, для принятия решения о зачете излишне уплаченного налога в счет погашения недоимки налоговому органу дается десятидневный срок со дня обнаружения им факта излишней уплаты налога. Однако в материалах дела отсутствовали доказательства того, что на момент представления информации в государственный орган налоговому органу было известно о допущенной переплате и нарушен указанный срок проведения зачета. При этом общество самостоятельно с заявлением о проведении зачета в налоговый орган не обращалось.
Суд апелляционной инстанции также отметил, что общество как соискатель лицензии несет риск наступления неблагоприятных последствий в виде отказа в продлении срока действия лицензии в ситуации, когда оно не обращалось в налоговый орган с заявлением о выдаче справки о состоянии расчетов по налогам, сборам, пеням и штрафам, что привело к неосведомленности общества об имеющейся у него задолженности при обращении в лицензирующий орган.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление суда апелляционной инстанции и постановление арбитражного суда округа и оставила в силе решение суда первой инстанции, отметив следующее.
В силу подп. 1 п. 3 ст. 44 НК РФ обязанность по уплате налога прекращается с уплатой налога и на основании подп. 1 п. 3 ст. 45 НК РФ, по общему правилу, считается исполненной с момента предъявления в банк поручения на перечисление денежных средств в бюджетную систему Российской Федерации на соответствующий счет Федерального казначейства. Сумма налога, не уплаченная в установленный законодательством о налогах и сборах срок, согласно п. 2 ст. 11 НК РФ, образует недоимку.
Из положений НК РФ не следует, что налогоплательщик, уплативший налог за один из предыдущих периодов в излишнем размере, ограничен в возможности производить уплату налога за текущий период с учетом остатка платежей по налогу, накопленного на его лицевом счете. Задолженность перед бюджетом по конкретному виду налога в данном случае, с учетом накопленных сумм, объективно отсутствует.
Вынесение налоговым органом решения о зачете имеющейся переплаты в счет исполнения обязанности по уплате налога за текущий период при этом является лишь способом оформления изменений в состоянии расчетов с бюджетом. Ст. 78 НК РФ не рассматривает такого рода зачет в качестве способа взыскания налоговой задолженности и, соответственно, не придает дате проведения записи о зачете в лицевом счете налогоплательщика значение момента исполнения обязанности по уплате налогов (подп. 4 п. 3 ст. 45 НК РФ).
Положения п. 5 ст. 78 НК РФ, устанавливающие десятидневный срок принятия налоговым органом решения о зачете, ошибочно применены судами апелляционной и кассационной инстанций, поскольку данная норма распространяется на ситуации иного типа при возникновении у налогоплательщика недоимки по соответствующему налогу и необходимости ее погашения путем обращения взыскания на переплату, образовавшуюся по другим налогам.
Принимая во внимание изложенное, отражение налоговым органом в составленных ею справках о состоянии расчетов с бюджетом одновременно недоимки и переплаты по одному и тому же налогу в одинаковых размерах по состоянию на 1 апреля 2017 г. правомерно сочтено судом первой инстанции в качестве свидетельства отсутствия налоговой задолженности перед бюджетом.
Аналогичный вывод об отсутствии задолженности мог быть сделан и лицензирующим органом, с должностных лиц которого не снимается обязанность правильно устанавливать состояние расчетов с бюджетом по результатам анализа информации, представляемой заявителем и (или) полученной от налоговых органов в порядке межведомственного взаимодействия. Иной подход, по существу, означал бы, что на лицо, обращающееся за предоставлением государственной услуги, возлагается бремя негативных последствий ненадлежащего выполнения своих обязанностей органами государственной власти, что приводило бы к нарушению права на своевременное получение государственной услуги, гарантированного п. 1 ст. 5 Федерального закона от 27 июля 2010 г. № 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг».
Определение № 310-КГ18-7101
32. Ограничение на применение освобождения от налогообложения движимого имущества, установленное п. 25 ст. 381 НК РФ, не распространяется на ситуации, когда операции между взаимозависимыми лицами не могли повлечь неблагоприятные налоговые последствия, а именно не способны привести к выводу из-под налогообложения основных средств, принятых на учет до 1 января 2013 г.
Общество представило в налоговый орган уточненный налоговый расчет по авансовому платежу по налогу на имущество организаций за 1 квартал 2015 г., 1 полугодие 2015 г., 9 месяцев 2015 г., налоговую декларацию по налогу на имущество за 2015 г. и налоговый расчет по авансовому платежу по налогу на имущество организаций за 1 квартал 2016 г.
В указанных налоговых расчетах и налоговой декларации налогоплательщиком в отношении ряда объектов основных средств, приобретенных у взаимозависимого лица, заявлено освобождение от налогообложения по налогу на имущество организаций на основании п. 25 ст. 381 НК РФ.
По результатам проверки налоговый орган пришел к выводу, что данная льгота по налогу на имущество организаций заявлена налогоплательщиком необоснованно, в связи с чем вынес решения об отказе в привлечении к ответственности за совершение налогового правонарушения, согласно которому обществу предложено уплатить налог на имущество организаций.
Общество обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании решений налогового органа незаконными.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленных требований отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и удовлетворила заявленные требования, указав следующее.
Положения НК РФ, устанавливающие правила взимания отдельных налогов, подлежат истолкованию в системной взаимосвязи с основными началами законодательства о налогах и сборах, закрепленными ст. 3 НК РФ.
Согласно п. 1 – 2, п. 3 ст. 3 НК РФ законодательство о налогах и сборах основывается на признании всеобщности и равенства налогообложения, недопустимости дискриминационного налогообложения. Налоги должны иметь экономическое основание и не могут быть произвольными.
Следовательно, несмотря на то, что освобождение движимого имущества от налогообложения само по себе является исключением из принципов всеобщности и равенства налогообложения, условия применения данной налоговой льготы должны толковаться таким образом, чтобы дифференциация прав налогоплательщиков осуществлялась по объективным и разумным критериям, отвечающим цели соответствующих законоположений.
Цель освобождения от налогообложения движимого имущества, принятого к учету после 1 января 2013 г., состояла в поощрении инвестиций в новое оборудование, что при сохранении налогообложения уже введенного в эксплуатацию оборудования позволило бы реализовать стимул к обновлению основных средств без существенных потерь для бюджетов. В свою очередь, установленное с 1 января 2015 г. ограничение возможности применения налоговой льготы в случаях получения имущества от взаимозависимых лиц направлено на предотвращение уклонения от налогообложения и исключение ситуаций, когда объектом налогообложения не признавалось бы старое оборудование, вновь принятое на учет.
Соответственно, предусмотренное п. 25 ст. 381 НК РФ ограничение на применение освобождения от налогообложения движимого имущества, полученного от взаимозависимых лиц, должно толковаться в контексте вышеуказанных целей введения налоговой льготы и установления ограничений в ее применении.
В силу п. 1 ст. 105.1 НК РФ взаимозависимость означает существование риска оказания влияния на условия и (или) результаты совершаемых сделок.
По смыслу данной нормы взаимозависимость как таковая не является основанием для установления более обременительного налогового режима для налогоплательщиков, входящих в единую группу компаний и имеющих в силу этого длительные экономически и исторически обусловленные хозяйственные отношения с иными участниками группы.
С учетом изложенного предусмотренное п. 25 ст. 381 НК РФ ограничение права на применение налоговой льготы не распространяется на ситуации, когда операции между взаимозависимыми лицами не могли повлечь неблагоприятные налоговые последствия, а именно не способны привести к выводу из-под налогообложения основных средств, принятых на учет до 1 января 2013 г.
Принимая во внимание, что спорное оборудование изначально не могло выступать объектом налогообложения у общества, поскольку не существовало по состоянию на 1 января 2013 г. и не признавалось объектом основных средств у передающей стороны, то освобождение соответствующих объектов от налогообложения не является следствием передачи этого имущества между взаимозависимыми лицами.
При таком положении отказ в предоставлении налоговой льготы, предусмотренной п. 25 ст. 381 НК РФ, привел к произвольной постановке общества, осуществившего инвестиции во вновь создаваемые производственные объекты, в худшее положение по сравнению с иными плательщиками налога и к формированию неравноправных условий деятельности общества в качестве субъекта инвестиционной деятельности, осуществляющего после 1 января 2013 г. вложения в обновление своего производственного оборудования, вопреки целям установления данного налогового изъятия.
При этом в случае приобретения такого же оборудования у иного продавца на тех же условиях право на освобождение от налогообложения не могло бы быть поставлено под сомнение, что свидетельствует о дискриминации и произвольном налогообложении.
Таким образом, истолковав п. 25 ст. 381 НК РФ без учета целей установления освобождения движимого имущества от налогообложения и положений п. 1 – 2 ст. 3, п. 1 ст. 105.1 НК РФ, суды допустили существенное нарушение норм материального права.
Определение № 310-КГ18-8658
33. Органы, осуществляющие государственный строительный надзор, не вправе рассматривать дела об административных правонарушениях, предусмотренных ч. 6 ст. 19.5 КоАП РФ.
Постановлением административного органа общество привлечено к административной ответственности, предусмотренной ч. 6 ст. 19.5 КоАП РФ, с назначением наказания в виде штрафа за неисполнение в установленный срок ранее выданного предписания об устранении выявленных административным органом нарушений на объекте капитального строительства.
Общество обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании постановления административного органа незаконным.
Решением арбитражного суда, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда апелляционной инстанции, обществу в удовлетворении заявленного требования отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые судебные акты и удовлетворила заявленные требования по следующим основаниям.
Согласно положениям ч. 1 ст. 23.56 КоАП РФ органы, осуществляющие государственный строительный надзор, рассматривают дела об административных правонарушениях, предусмотренных ст. 9.4, 9.5, 9.5.1 (в части административных правонарушений, совершенных лицами, осуществляющими строительство, реконструкцию объектов капитального строительства), ч. 3 ст. 9.16, ст. 14.44 КоАП РФ.
Таким образом, положениями ч. 1 ст. 23.56 КоАП РФ рассмотрение дел об административных правонарушениях, предусмотренных ч. 6 ст. 19.5 КоАП РФ, не отнесено к полномочиям органов, осуществляющих государственный строительный надзор.
В соответствии с ч. 3 ст. 23.1 КоАП РФ судьи арбитражных судов рассматривают дела об административных правонарушениях, предусмотренных в том числе ч. 6 ст. 19.5 КоАП РФ, совершенных юридическими лицами, а также индивидуальными предпринимателями.
Учитывая изложенное, у административного органа отсутствовали полномочия на рассмотрение дела об административном правонарушении, предусмотренном ч. 6 ст. 19.5 КоАП РФ, и вынесение оспариваемого постановления о привлечении общества к указанной административной ответственности.
Определение № 305-АД18-14332
34. Направление судебным приставом запроса оператору связи о предоставлении информации об абоненте в рамках надзора за деятельностью организаций, осуществляющих взыскание просроченной задолженности, является незаконным.
Судебным приставом в адрес оператора связи был направлен запрос о предоставлении информации об абоненте. Основанием для истребования указанной информации послужила проверка доводов жалобы физического лица на нарушение его прав и законных интересов деятельностью общества по возврату просроченной задолженности.
Оператор связи обратился в арбитражный суд с заявлением о признании действий судебного пристава об истребовании информации незаконными.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленного требования отказано. Суды исходили из того, что направление запроса о предоставлении информации осуществлено судебным приставом в рамках исполнения своих обязанностей по рассмотрению заявления физического лица о нарушении его прав и законных интересов при осуществлении организацией деятельности по возврату просроченной задолженности. Иное понимание закона не предоставляет контролирующему органу возможности обеспечить надлежащий контроль за соблюдением законодательства Российской Федерации о защите прав и законных интересов физических лиц, в том числе в рамках Федерального закона от 3 июля 2016 г. № 230-ФЗ «О защите прав и законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату просроченной задолженности и о внесении изменений в Федеральный закон «О микрофинансовой деятельности и микрофинансовых организациях» (далее – Закон № 230-ФЗ) и Федерального закона от 2 мая 2006 г. № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации».
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и удовлетворила заявление оператора связи по следующим основаниям.
Из запроса о предоставлении информации усматривается, что сведения для всестороннего изучения доводов поступившей жалобы истребованы судебным приставом у оператора связи в порядке ст. 14 Федерального закона от 21 июля 1997 г. № 118-ФЗ «О судебных приставах (далее – Закон № 118-ФЗ) и ст. 18 Закона № 230-ФЗ.
Вместе с тем судебным приставом и судами не учтено, что положения ст. 14 Закона № 118-ФЗ в рассматриваемом случае неприменимы, поскольку данная норма права относится к реализации полномочий в соответствии с законодательством Российской Федерации об исполнительном производстве и не распространяет свое действие на исполнение федерального государственного контроля (надзора) за деятельностью включенных в реестр юридических лиц, осуществляющих деятельность по возврату просроченной задолженности в качестве основного вида деятельности, предусмотренного Законом № 230-ФЗ.
Приказом Министерства юстиции России от 30 декабря 2016 г. № 332 утвержден Административный регламент исполнения Федеральной службой судебных приставов государственной функции по осуществлению контроля (надзора) за деятельностью юридических лиц, включенных в государственный реестр юридических лиц, осуществляющих деятельность по возврату просроченной задолженности в качестве основного вида деятельности (далее – Административный регламент).
В соответствии с подп. 1 п. 6 Административного регламента должностные лица ФССП России (территориального органа ФССП России) при исполнении государственной функции имеют право запрашивать и получать от юридических лиц информацию и документы, необходимые для проверки соблюдения ими обязательных требований.
Согласно ч. 9 ст. 7 Закона № 230-ФЗ кредитору или лицу, действующему от его имени и (или) в его интересах, для осуществления непосредственного взаимодействия с должником посредством телефонных переговоров разрешается использовать только абонентские номера, выделенные на основании заключенного кредитором или лицом, действующим от его имени и (или) в его интересах, и оператором связи договора об оказании услуг телефонной связи. При этом запрещается скрывать информацию о номере контактного телефона, с которого осуществляется звонок или направляется сообщение должнику, либо об адресе электронной почты, с которой направляется сообщение, либо об отправителе электронного сообщения.
В силу п. 3 ст. 17 Закона № 230-ФЗ юридическое лицо обязано вести аудиозапись всех случаев непосредственного взаимодействия с должниками и иными лицами, направленного на возврат просроченной задолженности, предупреждать должника и иных лиц о такой записи в начале взаимодействия, а также обеспечивать хранение на электронных носителях аудиозаписей до истечения не менее трех лет с момента осуществления записи.
Из приведенных нормативных положений следует, что Федеральная служба судебных приставов, являясь органом государственного контроля, при рассмотрении обращения физического лица о нарушении его прав и законных интересов при осуществлении юридическим лицом действий по возврату просроченной задолженности наделена полномочиями на получение сведений, необходимых для выполнения возложенных на нее функций, следовательно, и на направление запросов в кредитные организации, перед которыми у должника сформировалась задолженность, а также объективную возможность на получение информации по запросу, учитывая наличие у таких лиц, установленных Законом № 230-ФЗ, обязанностей и запретов.
При этом сам факт направления судебным приставом запроса надлежащему лицу для получения сведений, необходимых для выполнения возложенных на него функций, не указывает на проведение каких-либо проверок в отношении юридического лица, не свидетельствует о вмешательстве в его деятельность и не освобождает кредитную организацию от обязанности предоставить сведения, запрашиваемые государственным органом в рамках Закона № 230-ФЗ.
Неисполнение и (или) нарушение лицом, включенным в государственный реестр юридических лиц, осуществляющих деятельность по возврату просроченной задолженности в качестве основного вида деятельности, требований и ограничений, установленных в отношении указанных лиц законодательством Российской Федерации о защите прав и законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату просроченной задолженности может быть квалифицировано в качестве административного правонарушения, ответственность за совершение которого предусмотрена КоАП РФ, в том числе положениями ст. 14.57 и 19.7 КоАП РФ.
Таким образом, поскольку к компетенции Федеральной службы судебных приставов относится осуществление функций по контролю за деятельностью юридических лиц, возложенных Законом № 230-ФЗ, и оператор связи не осуществляет деятельность, связанную с возвратом просроченной задолженности, направление запроса оператору связи не может быть признано законным и обоснованным.
Определение № 308-КГ18-8447
35. Течение срока исковой давности приостанавливается на срок фактического соблюдения претензионного порядка (с момента направления претензии до момента получения отказа в ее удовлетворении). Непоступление ответа на претензию в течение 30 дней (ч. 5 ст. 4 АПК РФ) либо срока, установленного договором, приравнивается к отказу в удовлетворении претензии, поступившему на 30 день либо в последний день срока, установленного договором.
Правило п. 4 ст. 202 ГК РФ о продлении срока исковой давности до шести месяцев касается тех обстоятельств, которые поименованы в п. 1 ст. 202 ГК РФ.
Корпорация обратилась в арбитражный суд с иском к обществу о взыскании неустойки за нарушение сроков выполнения работ по государственному контракту.
Решением суда первой инстанции с общества частично взыскана неустойка, в остальной части иска отказано в связи с пропуском срока исковой давности.
Суд апелляционный инстанции признал иск поданным с соблюдением срока исковой давности, отменив решение суда первой инстанции в части отказа в иске.
Постановлением арбитражного суда округа постановление суда апелляционной инстанции отменено, решение суда первой инстанции оставлено в силе.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты, направив дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В соответствии с ч. 5 ст. 4 АПК РФ гражданско-правовые споры о взыскании денежных средств по требованиям, возникшим из договоров, других сделок, вследствие неосновательного обогащения могут быть переданы на разрешение арбитражного суда после принятия сторонами мер по досудебному урегулированию по истечении 30 календарных дней со дня направления претензии (требования), если иные срок и (или) порядок не установлены законом или договором.
В силу п. 3 ст. 202 ГК РФ (в редакции Федерального закона от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Закон № 100-ФЗ), если стороны прибегли к предусмотренной законом процедуре разрешения спора во внесудебном порядке (процедура медиации, посредничество, административная процедура и т. п.), течение срока исковой давности приостанавливается на срок, определенный законом для проведения такой процедуры, а при отсутствии такого срока – на шесть месяцев со дня начала соответствующей процедуры.
Учитывая, что, в соответствии с переходными положениями (п. 9 ст. 3 Закона № 100-ФЗ), новые сроки исковой давности и правила их исчисления применяются к требованиям, сроки предъявления которых были предусмотрены ранее действовавшим законодательством и не истекли до 1 сентября 2013 г., п. 3 ст. 202 ГК РФ (в редакции Закона № 100-ФЗ) подлежит применению в рассматриваемом деле, поскольку сроки предъявления требований по контракту не истекли до указанной даты.
Как следует из разъяснений, изложенных в п. 16 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 сентября 2015 г. № 43 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности» (далее – Постановление № 43), согласно п. 3 ст. 202 ГК РФ, течение срока исковой давности приостанавливается, если стороны прибегли к несудебной процедуре разрешения спора, обращение к которой предусмотрено законом, в том числе к обязательному претензионному порядку (например, п. 2 ст. 407 Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации, ст. 55 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ «О связи», п. 1 ст. 16.1 Федерального закона от 25 апреля 2002 г. № 40-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств», п. 1 ст. 12 Федерального закона от 30 июня 2003 г. № 87-ФЗ «О транспортно-экспедиционной деятельности»). Пункт 3 ст. 202 ГК РФ и п. 16 Постановления № 43 были истолкованы в определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 6 июня 2016 г. по делу № 301-ЭС16-537, которая заключила, что соблюдение сторонами предусмотренного законом претензионного порядка в срок исковой давности не засчитывается, фактически продлевая его на этот период времени.
Из системного толкования п. 3 ст. 202 ГК РФ и ч. 5 ст. 4 АПК РФ следует правило, в соответствии с которым течение срока исковой давности приостанавливается на срок фактического соблюдения претензионного порядка (с момента направления претензии до момента получения отказа в ее удовлетворении), непоступление ответа на претензию в течение 30 дней либо срока, установленного договором, приравнивается к отказу в удовлетворении претензии, поступившему на 30 день либо в последний день срока, установленного договором. Таким образом, если ответ на претензию не поступил в течение 30 дней или срока, установленного договором, или поступил за их пределами, течение срока исковой давности приостанавливается на 30 дней либо на срок, установленный договором для ответа на претензию.
Довод заявителя и вывод суда апелляционной инстанции о том, что течение срока исковой давности было приостановлено на шесть месяцев с момента направления корпорацией досудебной претензии, основаны на неверном толковании положений законодательства Российской Федерации.
Правило п. 4 ст. 202 ГК РФ о продлении срока исковой давности до шести месяцев касается тех обстоятельств, которые поименованы в п. 1 ст. 202 ГК РФ и характеризуются неопределенностью момента их прекращения. Применительно к соблюдению процедуры досудебного урегулирования спора начало и окончание этой процедуры, влияющей на приостановление течения срока, установлены законом. Иной подход приведет к продлению срока исковой давности на полгода по всем спорам, указанным ч. 5 ст. 4 АПК РФ, что противоречит сути института исковой давности, направленного на защиту правовой определенности в положении ответчика.
В то же время, отменяя постановление суда апелляционной инстанции, суд округа неправомерно посчитал, что направление истцом претензии является его процессуальной обязанностью, предусмотренной ч. 5 ст. 4 АПК РФ, и не приостанавливает течение срока исковой давности на основании п. 3 ст. 202 ГК РФ.
Федеральным законом от 2 марта 2016 г. № 47-ФЗ «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» обязательный претензионный порядок был введен для большинства гражданско-правовых споров.
С учетом положений ч. 5 ст. 4 АПК РФ до предъявления к ответчику иска о взыскании неустойки по контракту истец обязан направить ему претензию, стороны не вправе отказаться от претензионного порядка, который императивно предписан для них законодателем.
Следовательно, в период соблюдения корпорацией обязательного претензионного порядка течение срока исковой давности по заявленному корпорацией требованию, согласно законодательству Российской Федерации, приостанавливалось.
Суду первой инстанции, в силу п. 3 ст. 202 ГК РФ и ч. 5 ст. 4 АПК РФ, необходимо было исследовать юридически значимые обстоятельства, касающиеся вопросов соблюдения истцом претензионного порядка с целью установления срока, подлежащего исключению из срока исковой давности, что не было сделано.
Определение № 305-ЭС18-8026
36. Принятие судом в деле о банкротстве судебного акта о применении последствий недействительности сделки путем взыскания с другой стороны сделки стоимости вещи не препятствует удовлетворению иска о виндикации вещи к третьему лицу.
Принятый в рамках дела о банкротстве судебный акт о признании сделки недействительной продолжает действовать и в случае прекращения производства по делу о банкротстве.
Конкурсный управляющий компании обратился в арбитражный суд с иском к обществу об истребовании из чужого незаконного владения автомобиля.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении заявленного требования отказано.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые по делу судебные акты, направив дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Действующее законодательство допускает защиту конкурсной массы как путем предъявления арбитражным управляющим иска о признании недействительной первой сделки об отчуждении имущества должника и применении последствий ее недействительности в виде взыскания стоимости отчужденного имущества с первого приобретателя (ст. 61.1, 61.6 Закона о банкротстве), так и путем предъявления иска об истребовании этого же имущества из незаконного владения конечного приобретателя (ст. 301, 302 ГК РФ).
Согласно разъяснениям, изложенным в п. 16 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 декабря 2010 г. № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Постановление № 63), если право на вещь, отчужденную должником по сделке, после совершения этой сделки было передано другой стороной сделки иному лицу по следующей сделке (например, по договору купли-продажи), то заявление об оспаривании первой сделки предъявляется по правилам ст. 61.8 Закона о банкротстве к другой ее стороне. Если первая сделка будет признана недействительной, должник вправе истребовать спорную вещь у ее второго приобретателя только посредством предъявления к нему виндикационного иска вне рамок дела о банкротстве по правилам ст. 301 и 302 ГК РФ. В случае подсудности виндикационного иска тому же суду, который рассматривает дело о банкротстве, оспаривающее сделку лицо вправе, по правилам ст. 130 АПК РФ, соединить в одном заявлении, подаваемом в рамках дела о банкротстве, требования о признании сделки недействительной и о виндикации переданной по ней вещи; также возбужденное вне рамок дела о банкротстве тем же судом дело по иску о виндикации может быть объединено судом с рассмотрением заявления об оспаривании сделки – их объединенное рассмотрение осуществляется в рамках дела о банкротстве.
Принятие судом в деле о банкротстве судебного акта о применении последствий недействительности первой сделки путем взыскания с другой стороны сделки стоимости вещи не препятствует удовлетворению иска о ее виндикации. Однако если к моменту рассмотрения виндикационного иска стоимость вещи будет уже фактически полностью уплачена должнику стороной первой сделки, то суд отказывает в виндикационном иске.
При наличии двух судебных актов (о применении последствий недействительности сделки путем взыскания стоимости вещи и о виндикации вещи у иного лица) судам необходимо учитывать следующее. Если будет исполнен один судебный акт, то исполнительное производство по второму судебному акту оканчивается судебным приставом-исполнителем в порядке ст. 47 Федерального закона от 2 октября 2007 г. № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве»; если будут исполнены оба судебных акта, то по позднее исполненному осуществляется поворот исполнения в порядке ст. 325 АПК РФ.
Таким образом, Постановлением № 63 установлено условие для отказа в удовлетворении виндикационного иска после принятия судом в деле о банкротстве судебного акта о применении последствий недействительности первой сделки путем взыскания с другой стороны сделки стоимости вещи полная фактическая оплата стороной первой сделки стоимости вещи должнику.
Между тем при рассмотрении дела о банкротстве компании суды признали представленные доказательства (копии векселей, акты приема-передачи) ненадлежащими, не подтверждающими факт оплаты автомобиля по договору купли-продажи автомобиля, в связи с чем пришли к выводам, что фактически состоялось дарение указанного имущества между коммерческими организациями, и признали указанную сделку недействительной по основаниям п. 1 ст. 166, п. 1 ст. 167, ст. 168 и п. 4 ст. 575 ГК РФ.
Следовательно, ошибочными являются выводы судов апелляционной и кассационной инстанций о том, что после прекращения производства по делу о банкротстве компании судебный акт, принятый в рамках прекращенного дела о банкротстве компании, не имеет силы и в этой связи договор купли-продажи автомобиля является действующим.
Кроме того, согласно п. 19 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2012 г. № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве», если в рамках дела о банкротстве суд рассмотрел заявление об оспаривании сделки по правилам гл. III.1 Закона о банкротстве, заявление о привлечении лица к субсидиарной ответственности в порядке ст. 10 Закона о банкротстве или требование кредитора в порядке ст. 71 или 100 Закона о банкротстве и принял по результатам его рассмотрения определение по существу, то последующее прекращение производства по делу о банкротстве не препятствует рассмотрению апелляционной или кассационной жалобы на указанное определение, а также заявления о пересмотре в порядке надзора этого определения.
Из системного толкования положений действующего законодательства, с учетом приведенных разъяснений, следует, что принятый в рамках дела о банкротстве судебный акт о признании сделки недействительной распространяет свое действие и в случае прекращения производства по делу о банкротстве. Исключение могут составлять случаи, когда судебный акт после прекращения производства по делу о банкротстве будет пересмотрен по правилам гл. 37 АПК РФ при наличии соответствующих оснований.
Правовые механизмы, ограничивающие возможность истца восстановить владение вещью и одновременно получить денежные средства, составляющие ее стоимость, подлежали бы применению на стадии исполнения вступившего в силу определения арбитражного суда о применении последствий недействительности сделки. Однако, как установлено судами и не оспаривается сторонами, указанный судебный акт не исполнен, денежные средства, подлежащие взысканию с покупателя автомобиля как последствия применения недействительной сделки, не перечислены компании.
Учитывая, что спорный автомобиль по договору купли-продажи был передан покупателем автомобиля обществу, конкурсный управляющий компании, исходя из разъяснений, содержащихся в п. 32 и 34 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 10 и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации № 22 от 29 апреля 2010 г. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» вправе предъявить иск о возврате имущества по правилам ст. 301, 302 ГК РФ.
Определение № 305-ЭС18-9344
37. Отсутствие у физического лица статуса индивидуального предпринимателя при рассмотрении дел о нарушении антимонопольного законодательства не является основанием для отказа в принятии к производству арбитражного суда заявления гражданина об оспаривании решения антимонопольного органа, принятого по результатам рассмотрения жалобы на действия организатора торгов.
Решением антимонопольного органа жалоба гражданина на действия организаторов торгов, выразившиеся в создании другому участнику торгов преимущественных условий в виде продления времени предоставления предложения о цене и, как следствие, нарушении порядка определения победителя аукциона, признана необоснованной.
Гражданин обратился в арбитражный суд с заявлением о признании указанного решения незаконным.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в принятии заявления к производству отказано на основании п. 1 ч. 1 ст. 127.1 АПК РФ. Суды пришли к выводу о неподведомственности спора арбитражному суду ввиду отсутствия у заявителя статуса индивидуального предпринимателя, а также отсутствия федерального закона, предусматривающего участие гражданина без указанного статуса в данном споре.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело в суд первой инстанции для рассмотрения по существу, обратив внимание на следующее.
В силу ст. 2 АПК РФ одной из задач судопроизводства в арбитражных судах является защита нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов лиц, осуществляющих предпринимательскую и иную экономическую деятельность.
Заинтересованное лицо вправе обратиться в арбитражный суд за защитой своих нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов в порядке, установленном АПК РФ (ст. 4 АПК РФ).
В соответствии с ч. 1 ст. 198 АПК РФ граждане, организации и иные лица вправе обратиться в арбитражный суд с заявлением о признании недействительными ненормативных правовых актов, незаконными решений и действий (бездействия) органов и должностных лиц, если полагают, что оспариваемый акт, решение и действие (бездействие) не соответствуют закону и нарушают их права и законные интересы.
Согласно ст. 27 АПК РФ арбитражному суду подведомственны дела по экономическим спорам и другие дела, связанные с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности. Арбитражные суды разрешают экономические споры и рассматривают иные дела с участием организаций, являющихся юридическими лицами, граждан, осуществляющих предпринимательскую деятельность без образования юридического лица и имеющих статус индивидуального предпринимателя, приобретенный в установленном законом порядке, а в случаях, предусмотренных АПК РФ и иными федеральными законами, с участием Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований, государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц, образований, не имеющих статуса юридического лица, и граждан, не имеющих статуса индивидуального предпринимателя. К подведомственности арбитражных судов федеральным законом могут быть отнесены и иные дела.
В силу ч. 1 ст. 52 Закона № 135-ФЗ решение и (или) предписание антимонопольного органа могут быть обжалованы в арбитражный суд в течение трех месяцев со дня принятия решения или выдачи предписания. Дела об обжаловании решения и (или) предписания антимонопольного органа подведомственны арбитражному суду.
Положение ст. 52 Закона № 135-ФЗ, в отличие от редакции, действовавшей до 6 января 2012 г., согласно которой была установлена альтернатива обращения с требованием об обжаловании решений и (или) предписаний в суд или арбитражный суд, не ставит компетенцию суда на рассмотрение спора в зависимость от субъектного состава.
Напротив, по смыслу данной нормы, названные акты антимонопольного органа могут быть обжалованы только в арбитражном суде.
Таким образом, вывод судов о том, что гражданин не обладает статусом индивидуального предпринимателя, не имеет правового значения ввиду отнесения рассмотрения таких споров только к компетенции арбитражного суда.
Определение № 307-КГ18-12769
38. Приказ антимонопольного органа о возбуждении дела о нарушении антимонопольного законодательства может быть оспорен в арбитражном суде.
Приказом антимонопольного органа в отношении кооператива и общества возбуждено дело о нарушении антимонопольного законодательства по признакам нарушения п. 10 ч. 1 ст. 10 Закона № 135-ФЗ, выразившегося в несоблюдении установленного нормативными правовыми актами порядка ценообразования. Определением антимонопольного органа дело о нарушении антимонопольного законодательства назначено к рассмотрению.
Кооператив обратился в арбитражный суд с заявлением о признании незаконными указанных приказа и определения антимонопольного органа.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, производство по делу прекращено на основании п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ.
Суды руководствовались положениями п. 2 ч. 1 ст. 29, п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ, ст. 22, 44 Закона № 135-ФЗ, разъяснениями, изложенными в п. 22 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20 декабря 2006 г. № 65 «О подготовке дела к судебному разбирательству», и исходили из того, что оспоренные кооперативом акты и действия антимонопольного органа не устанавливают факта нарушения заявителем антимонопольного законодательства и не предопределяют субъекта ответственности, не содержат обязательных к исполнению властных указаний и предписаний, а оформляют в предусмотренном законом порядке начало процедуры осуществления антимонопольным органом предоставленных законодательством полномочий по проведению процессуальных действий в целях установления и выявления всех обстоятельств по поступившему обращению.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело в суд первой инстанции для рассмотрения по существу, обратив внимание на следующее.
В силу п. 10 ч. 1 ст. 10 Закона № 135-ФЗ запрещены действия (бездействие) занимающего доминирующее положение хозяйствующего субъекта, результатом которых являются или могут являться недопущение, ограничение, устранение конкуренции и (или) ущемление интересов других лиц (хозяйствующих субъектов) в сфере предпринимательской деятельности либо неопределенного круга потребителей, в том числе нарушение установленного нормативными правовыми актами порядка ценообразования.
Реализация предоставленных антимонопольному органу полномочий ограничена необходимостью соблюдения установленных Законом № 135-ФЗ требований, служащих гарантией прав и законных интересов проверяемого лица, поскольку нарушением антимонопольного законодательства являются не любые действия хозяйствующего субъекта, а только те, которые совершены субъектом, занимающим доминирующее положение на товарном рынке, направлены на сохранение или укрепление своего положения на соответствующем товарном рынке с использованием запрещенных методов, наносящих ущерб конкурентам и (или) иным лицам.
В связи с этим при возбуждении дела по признакам нарушения п. 10 ч. 1 ст. 10 Закона № 135-ФЗ антимонопольным органом должны быть установлены как факт доминирования хозяйствующего субъекта на товарном рынке, так и признаки совершения им действий (бездействия), результатом которых являются или могут являться недопущение, ограничение, устранение конкуренции и (или) ущемление интересов других лиц.
В обоснование заявленных требований кооператив сослался на то, что, исходя из положений ст. 3 Закона № 135-ФЗ, определяющих сферу применения данного закона, антимонопольный орган возбудил в отношении кооператива дело по признакам нарушения ст. 10 указанного закона в отсутствие на то оснований, поскольку заявитель является хозяйствующим субъектом, на который действие указанной нормы права не распространяется.
Прекращая производство по делу, суды необоснованно уклонились от проверки факта наличия (отсутствия) у антимонопольного органа оснований для возбуждения дела о нарушении антимонопольного законодательства с учетом приведенных доводов кооператива.
При этом судами не учтено, что приказ о возбуждении дела, в силу ст. 44 Закона № 135-ФЗ, является документом, завершающим стадию рассмотрения заявления (материалов), и не относится к документам, принятым в процессе рассмотрения дела о нарушении антимонопольного законодательства.
Кроме того, данный приказ принят уполномоченным государственным органом в отношении конкретного хозяйствующего субъекта и содержит властное распоряжение, заключающееся в проведении проверки финансово-хозяйственной деятельности кооператива как хозяйствующего субъекта, занимающего доминирующее положение, на предмет установления нарушения п. 10 ч. 1 ст. 10 Закона № 135-ФЗ. Принятие такого документа затрагивает права и законные интересы заявителя.
В силу ст. 2 АПК РФ одной из задач судопроизводства в арбитражных судах является защита нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов лиц, осуществляющих предпринимательскую и иную экономическую деятельность.
Заинтересованное лицо вправе обратиться в арбитражный суд за защитой своих нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов в порядке ст. 4 АПК РФ.
В соответствии с ч. 1 ст. 198 АПК РФ граждане, организации и иные лица вправе обратиться в арбитражный суд с заявлением о признании недействительными ненормативных правовых актов, незаконными решений и действий (бездействия) органов и должностных лиц, если полагают, что оспариваемый акт, решение и действие (бездействие) не соответствуют закону и нарушают их права и законные интересы.
Следовательно, издание приказа о проведении проверки в отношении хозяйствующего субъекта является предметом судебного контроля, поскольку иной вывод противоречит вышеназванным положениям Конституции Российской Федерации и процессуальному законодательству и не обеспечит восстановление нарушенных прав лица, обратившегося за судебной защитой.
При таких обстоятельствах основания для прекращения производства по делу, в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ, отсутствовали.
Определение № 309-КГ18-12516